"Прикинься, Сань!"
- "Отелло" - это из категории площадного театра, абсолютное живье. Ты можешь просто на полу валяться, можешь за руку кого-то взять, можешь вести себя вообще как идиот.
А потом: "Проснись, любовь!" И пошла музыка - саксофон. Ты можешь продолжить эту музыку сонетом, а можешь подойти к кому-то и голову на колени положить.
Это новый виток в профессии и в жизни - если до него дорасти, то можно многое
увидеть по-новому. Это не меньше, чем наш традиционный театр, выросший из древнегреческого. Как Чехов говорил: "Надо играть не осла, а всю ослиную породу". Из ныне живущих актеров так может, например, Алексей Петренко - на твоих глазах меняться от генерала до бандюка, прямо в себе что-то поворачивает. И для меня это сейчас какое-то такое направление жизни.
Такой театр предполагает абсолютно живое общение. Как будто мы с тобой встретились, и ты мне: "Прикинься, Сань. Ты же актер!" Именно: "прикинься", и я не могу ответить на это отказом - я должен "прикидываться", как плотник должен делать что-то из дерева.
Дело даже не в этом. Как реагируют, например, на "Камеди Клаб"? По идее же, порнография. Такая шутка - из матюгов. За такое вообще-то и бейсбольной битой можно получить. Открытым текстом: "Да пошел ты нах! Жо зажало в "Пежо"!" И всех взрывает: ха-ха-ха! На это сейчас реагируют, и это тоже - площадной театр. Антон Саныч Коваленко (питерский режиссер, который ставил "Отелло". - Ред.) книгу привозил про английских шутов. У них юмор тоже был несколько плотский, осязаемый: можно и по половым органам пройтись.
Гундарева однажды написала: "Раньше я приезжала куда-то, подкручивала свою нежность, и люди ее слышали. А сейчас, чтобы быть услышанной, я должна себе кишки на локоть намотать".
Самое начало, от печки
- Я не из театральной среды. В детстве хотел стать воякой, дзюдо занимался. Папа, покойник, офицером был - БАМ строил. Там такие мужики: две шпалы положит на плечи и несет километр, на спор. Я думал: пойду в армию - таким же стану. Куда там. Я все время был на мальчика похож. И сейчас числюсь в молодых актерах, а мне 38 лет, хе-хе. Группа молодых актеров бегает, и я там - скребусь такой.
Потом я месяц, наверное, работал в ларьке - из нищеты выбивался. Девчонка со мной работала, говорит: я поступаю в театральное училище. Меня как пробило: я с тобой. За день собрал документы. Сильно удивился, когда не нашел свою фамилию в списке прошедших на второй тур. Мне казалось, что я сделал все замечательно. А я был картавый - профнепригодный по речи. И что-то я завелся. Полгода ходил к логопеду, научился выговаривать "р". Потом еще на курсы ходил. В итоге поступил в театральное училище в 26 лет, а возрастной ценз для мужиков - 25. Все легко получилось и честно: с какого года? С 68-го. Сколько лет? 26. А чего пришел-то? Хочу. Ну ладно, если хочешь - оставайся.
А в Барнауле я окончил режиссерское отделение академии культуры, у чудных педагогов Анны Ивановны и Сергея Константиновича Вахрамеевых. После училища уже столько лет прошло, а тут меня тыкали рылом в самое начало, от печки.
Вахромеев говорит: ребята, никогда не было так, чтобы в театре по сцене петрушки прыгали. Театр - это Путь. И вроде мы так живем, что не совсем в это веришь, но потом понимаешь, что это именно Путь. Это исследование жизни через театр. И когда ты это понимаешь, это может стать скучным: сплясал - и пока, водочку пить пошли.
Кто не служил - тот не пацан
- Из армии приходишь с ощущением, будто совершил что-то важное и сейчас это все оценят. Никто ничего не оценивает - у всех идет своя жизнь. А ты там по четыре часа на вышке стоял или ползал в грязи - связь тянул... Потом понимаешь, что никто и не должен ничего оценивать, что это было только для тебя. Чтобы ты сам себя преодолевать научился.
Что-то дает эта армия, необъяснимое. Видно же тех людей, которые не служили. Ну, вот видно. Ни по чему. Предполагаешь, спрашиваешь - точно. Люди, которые жрали весь этот идиотизм, приобрели что-то… Не хочется называть это крепостью или волей какой-то особенной, но что-то есть, из сугубо мужского поля.
Разговор с грудью
- Когда тебе говорят много приятных вещей, возникает какое-то женское ощущение. Как говорит одна девушка: "Саня, у меня чувство, что люди разговаривают не со мной, а с моей грудью".
Приятно, когда говорят: "Собачье сердце" - это потрясающе!" Но люди видят и хвалят не меня, а какую-то картину.
Я многих людей видел, которые прихватывают звездную болезнь в разных формах. Когда выходишь на сцену с ощущением: "О! Я ВЫШЕЛ!" - профессии наступает трындец. Лучше всего говорить себе периодически: "Никто ты, и звать тебя никак". Это дает верную степень отношения к миру: ты всегда видишь его свежим, потому что не маячишь перед глазами самим собой.
Тем более - а с чего тебе нос-то задирать, елки? Тебе сказали, что Собака удалась, а вот Шут не удается. И если не получается Шут, не течет он из меня, значит, что-то нужно понять. Надо ходить и слушать себя, слушать, слушать: а что я пропускаю? Может, я вообще не вижу чего-то главного. Может, я вообще не должен играть Шута, потому что я
нудный парняга, а шуты - искрометные? А где природа этой искрометности, что это такое?
Театр должен тебя принять
- В Барнаул из Новосибирска меня Димка Мальцев, покойник, перетащил. Я после училища полгода слонялся в театре Афанасьева. У Афанасьева, как я теперь понимаю, театр держится на студийном поле. Они там все друзья, в прямом смысле этого слова. И кто не вписывается в эту дружбу… В общем, нас всех, не вписавшихся, уволили. И как раз Диман приехал. Говорит: давай в Барнаул. У нас нормально, малую сцену сделали, можем спектакли сами ставить.
Афанасьев повел себя тогда достаточно по-человечески. Подвел меня к Владимиру Ильичу (Мордвинову, директору алтайского театра драмы. - Ред.) - тот был по каким-то делам в Новосибирске - сказал какую-то фигню вроде: парень нормальный, но у меня сейчас нет мест. Шеф сказал: приезжай, и я приехал.
Мне говорили: Барнаул - это геморрой, абсолютно не театральный город. А мне понравилось, и город добрее, чем Новосибирск. Ну, как: сначала тяжко, денег же вообще не было. Потом я в балет вписался, начал преподавать в институте сценическое движение…
Нам в училище говорили: "театр должен тебя принять". Когда это происходит, ты уже
не можешь просто взять и уволиться. Я приезжаю в родной Новосиб, мне говорят: "Все скачешь? Бабки надо делать, вы же все там нищие…" Да вы, ребята, не знаете, о чем говорите. Вот педагог мой говорил: надо играть, как перед лицом Бога. Это высокие слова, мне даже самому неловко, но теперь я в это верю. Я могу фальшивить - как инструмент может расстраиваться. Но я все равно молюсь….
Любовь
- Один человек мне сказал, что семья - это добровольный монастырь. Я не говорю о жестких запретах, о пуританстве, когда из людей выламывают что-то. Но…
У всех мужиков воспитывается кобелиный взгляд на женщин - как на объект для только, мягко говоря, наслаждения. За этим больше ничего не видишь, и так бывает часто. И тут попадает в сердце что-то такое, что мы называем любовью… Столько тепла в этом, столько желания. Дальше наступает ответственность, а ответственности неохота. Ты можешь менять людей - а попробуй с одним человеком дальше пройди, глубже - вместе… Я сейчас скажу совсем взрослую фразу: человек, который рядом с тобой, тратит на тебя жизнь. Я передачу видел про свадьбу в каком-то африканском племени. Он говорит: "Моя жизнь принадлежит тебе", а она в ответ: "А моя жизнь - тебе". Такая классная, от корней, вещь… Человек с тобой и в радости, и в горе. Она тебя, может, в могилу будет укладывать. Когда это понимаешь, в любой женщине начинает выцветать чья-то жена, чья-то мать…
Золотарь
- Володя - очень задорный мужик. Энергии в нем навалом. Спросишь его про Пушкина, он тебе два часа заряжает. И ты понимаешь, что все это из разных источников. Ты его по профессию что-нибудь спроси - это одно удовольствие. Там интеллектуальный багаж выше крыши.
Он мыслит формой: это так, это вот так. Это что-то особенное, чего, например, мне не хватает. Я философствую, колупаюсь в нюансах, а потом выхожу на сцену - а-а-а… и столбом стою. А он говорит: да ты посмотри! Через это движение все можно сразу прорисовать, это будет читаемо! И я пытаюсь у него учиться. Тем более что ему давно уже неинтересно ничего скрывать. Большой кайф работать с человеком, у которого есть мозги, координация в профессии, огромный багаж знаний - и все это при молодости и задоре.
Герой
- На самом деле "Отелло" - это про движение вечной души, про любовь вне рас и традиций, про героя. Он обволакивается ядом Яго и потом, когда понимает это, приносит в жертву свое тело. А душу спасает - и они остаются в веках. Вроде бы это литература, вроде не про нас, но это про нас.
Сейчас не время рыцарских боев. Сейчас идут все больше комариные сражения: по поводу офисов, бизнеса, по поводу кто главнее в семье. Опасная вещь, конечно, корчить из себя Господа Бога и размышлять: куда движется театр? Куда движется Россия? Но ты не можешь не замечать изменений, и того, какие они. Ты стараешься пестовать в себе воина духа и показывать это через театр.
