июнь 28, 2013
"Двенадцать стульев" и рассказы Михаила Зощенко, "Зависть" и "Зойкина квартира" – в классических произведениях 20-х годов прошлого века рисовалась разгульная эпоха рвачей, жуликов и спекулянтов, мало озабоченных своим культурным развитием. Несмотря на то что образ нэпмана окарикатурен советской эпохой, в нем немало правды. Не симфоническая музыка, а городские куплеты "Бублики" и "Лимончики" стали символами десятилетия. Советская власть не скрывала, что НЭП – явление временное, поэтому нэпманы торопились брать от жизни все, пока была возможность. Барнаул пришел к НЭПу позже, чем города европейской части, но его угар чувствовался и у нас.
Из официального письма ОГПУ за июль 1924 года следует, что участие частного капитала в торговле в Алтайской губернии составляло более 70%. В регионе почти не было крупных промышленных предприятий, местные нэпманы в основном были заняты торговлей, причем многие из них не имели коммерческого опыта и до революции.
"Ряды нэпманов также пополняли домашние хозяйки, демобилизованные красноармейцы, оказавшиеся на улице после закрытия промышленных предприятий рабочие, „сокращенные” служащие", – пишет в статье "„Новые русские”, годы 20-е" Евгения Демчик, доктор наук, декан исторического факультета АлтГУ. Но официальной печатью нэпманы третировались одинаково как классово чуждый элемент. "Поганки", "Проделка нэпмача", "Спекулянт пристроился" – алтайские газеты взялись за новый класс со знанием дела.
С началом НЭПа связан бум сатирической печати, с начала 20-х в Москве начинают выходить сразу несколько сатирических журналов – "Крокодил", "Сатирикон", "Смехач". Подобные журналы издаются по всей стране, и удивительно, что Барнаула, в котором до 1925 года выходило 18 различных изданий, это не коснулось. В энциклопедии "Советская сатирическая печать, 1917–1963" упоминается бийская газета "Обуток", выходившая в 1925–1926 гг., а в связи с Барнаулом – только "Щелчок", приложение к "Красному Алтаю", главному печатному органу края. Вышло "Щелчка" всего два номера, которые распространялись лишь внутри издательства. Однако "Красный Алтай" и без того во множестве публиковал фельетоны и юмористические заметки. Такие авторы, как Иль Ич, Дед Протас, Алексей Попов, публиковавшийся под псевдонимом Касьян Репьев, регулярно высмеивали "спекулянтов" и "торгашей". Сеть трудившихся нештатно рабкоров давала в газету заметки, в частности, из серии "Картинки быта": зарисовки с фабрик, предприятий, улиц, из магазинных очередей. Эти "Картинки" бесценны для представления образа барнаульской "буржуазии" в глазах рабочего.
Например, заметка "Кому мед, а кому медочек" 1924 года: "10 января работница спичфабрики А. Городилова в магазине барнаульского ЦРК № 1 купила 5 фунтов меду. Вслед за ней пришла расфуфыренная барынька, которой тот же приказчик, молодой человек, отпустил 3 фунта „медочку”, но из другой посуды. Чтобы никто не видел этого „медочка”, который, очевидно, хранится в запасе для любимчиков, приказчик завернул крынку барыньки в капсюлек. Но работница Городилова – не промах. Взяла да и потребовала от завмагазином объяснений: почему дамам в шляпках отпускается хороший мед, а рабочим плохой? Произошел скандал, и заведующему пришлось отдать распоряжение о замене меда для Городиловой. Кто завел эти порядки в магазинах? До каких пор будут они?"
Или заметка с характерным для официальной печати уничижительным названием "Старая гниль": "На днях местную спичечную фабрику посетили представители акциза для проверки расхода бандеролей. Из числа этих представителей обращал на себя особенное внимание старик в жеребковой дохе, выбритый, прифранченный. Во время ревизии он то и дело употреблял словечко „господа”. В бандерольном цехе то и дело слышалось:
– Господа, считайте!
– Считайте, господа!
Что это – паясничанье? Издевательство? Неужели таких стариков нельзя заменить кем-либо другим!"
Нэпман в глазах рабочего жаден и жесток: "В городе Барнауле на третьей Алтайской улице (ныне ул. Кирова), в доме
№ 67 живет гражданин Протопопов Лазарь Елизарович. Он занимается торговлей – имеет хлебобакалейную лавочку. Все это было бы неплохо, если бы у него не жила в качестве кухарки 17-летняя деревенская девочка Зеленцова Анна. Жена Протопопова, что называется, взвалила на несчастную Зеленцову все свое хозяйство. Несчастная девочка ежедневно встает утром в 6 часов, подает самовар хозяину, затем встает хозяйка – другой самовар".
"Искусственный характер роста частного предпринимательства во время НЭПа вынес на поверхность людей совершенно другого сорта и профессионального уровня, нежели дореволюционные предприниматели и купцы. Не секрет, что нэпманы, неуютно чувствовавшие себя в Советской республике, часто вели себя по принципу „пропадать – так с музыкой”, предаваясь пьяным кутежам и разврату", – читаем работу "Новая буржуазия в советской сатире 20-х годов" профессора Игоря Орлова. В газетах того времени огромное внимание уделялось борьбе с самогонокурением. В разделе "По Барнаулу" газеты "Красный Алтай" даже была рубрика "Фронт самогонки", в которой описывались эпизоды тайного производства, а также общая сводка о количестве изъятых аппаратов и бутылей готового продукта.
Процветала и проституция. В газетах от 1924 года упоминается легендарная содержательница публичного дома Елизавета Четыркина, которая часто попадала во внимание рубрик "Хроника" и "Происшествия" еще до революции, только теперь она вела свою деятельность нелегально. Дело Четыркиной слушалось в зале заседаний Губсуда, ей вменялось в вину, что она "эксплуатировала вольных проституток и в течение полутора лет содержала приют разврата". Хотя совершенно точно Четыркина была притоносодержательницей как минимум 13 лет. Тогда же все чаще появлялись заметки о необходимости открыть венерологическую больницу и о повальном сифилисе среди посетителей незаконных публичных домов.
Рабкоры и здесь давали характерные уличные зарисовки: "15 января 1924 года на улице Анатолия развлекался какой-то пьяный гражданин. С пением „Есть на свете два громилы…” с кинжалом в руках он преграждал дорогу проходящим и заставлял их скрываться в первые попавшиеся ворота, затем, довольный своей проделкой, он искал новой встречи. Я с ним столкнулся на углу Анатолия и Прудского, но за отсутствием у меня оружия не смог задержать и сам поспешил скрыться".
Неразрывно с НЭПом связано и такое преступление, как растраты. В целом их масштаб в крае не мог быть слишком впечатляющим. "В среде городских предпринимателей Сибири наибольший удельный вес принадлежал кустарям и ремесленникам, сельскохозяйственным производителям, мелким розничным торговцам и сдававшим жилье и помещения внаем домовладельцам. Их доход лишь немного превышал среднестатистический", – цитируем работу Евгении Демчик "Предпринимательская деятельность нэпманов в Сибири". У подавляющего большинства алтайских нэпманов и кооператоров просто не было средств на загулы. Но о некоторых эпизодах мы можем иметь представление. Как, например, "дело Иванова", получившее подробное освещение на страницах "Красного Алтая".
767 рублей 50 копеек, принадлежащих Губпрофсовету, бывший казначей Александр Иванов растратил "путем бесшабашного трехдневного разгула в ресторане „Крым”, гостинице „Комхоз”, саду ОМХ в обществе проституток и „любителей легкой наживы”". Статья "Буржуазная закваска сказалась" 1924 года: "Во главе государственного маслобойного завода № 1 стоит „хозяйственник" некто Рукавицын Василий Иванович, бывший заводчик и фабрикант (имел в Перми ватную фабрику и маслобойный завод). Вступая в управление заводом в Барнауле, Рукавицын почувствовал себя старым собственником и прежде всего подобрал себе „по вкусу” компанейский „аппарат”. При заключении договора с рабочими, чтобы отыграться от надбавок жалованья последним, дирекция горькими слезами разрыдалась, указывая на дефицит (на самом деле оказалось 16 000 рублей золотом чистой прибыли). <...> Администрация завода купила заимку, где и поселила с полдюжины монашек, которых охраняет специально нанятый сторож. Для большей безопасности и удобства священных особ вблизи монастыря куплена дача за 150 червонцев, куда и переведен весь „живой” и „мертвый” инвентарь. <...> Директор же спокойно уехал на курорт, имея про запас две заимки, охраняемые верными монашками. У него голова не болит, что завод стоит!"
Эпоха, оставившая нам столько забавных моментов, была короткой и, разумеется, не такой веселой. Почти все время проведения НЭПа он подвергался давлению властей и постоянной угрозе "свертывания". Все-таки капиталистические отношения казались ненормальными советскому строю. Частный капитал ликвидировался путем введения в 1926 и 1927 годах налога на сверхприбыль, увеличения других налоговых выплат. К концу 20-х годов нэпманов практически не осталось. 11 октября 1931 года было принято постановление о полном запрете частной торговли в СССР, и нэпманы ушли в теневой сектор.
Новая экономическая политика была принята 14 марта 1921 года X съездом РКП(б), сменив политику "военного коммунизма". НЭП имел целью восстановление народного хозяйства и последующий переход к социализму. Главное содержание – замена продразверстки продналогом в деревне, использование рынка и различных форм собственности, привлечение иностранного капитала в форме концессий, денежная реформа, в результате которой рубль стал конвертируемой валютой.
"По аллеям с важным видом в сопровождении разодетых, раскормленных, на диво выхоленных жен ходили сахарные, шоколадные и мануфактурные „короли”. Все они, неизвестно откуда и как появившиеся в годы НЭПа, старательно подражали в своих манерах старому петербургскому „свету”, вдребезги разгромленному революцией и гражданской войной".
Лев Шейнин, "Записки следователя"
Горячи бублики Для нашей публики,
Гони мне рублики, Народ, не зря.
Тружусь я ночкою,
Считаюсь дочкою
И одиночкою У кустаря.
Отец мой пьяница,
Гудит и чванится.
Мать к гробу тянется
Уж с давних пор.
Совсем пропащая,
Дрянь настоящая —
Сестра гулящая, А братик вор!