июнь 17, 2014
Протоиерей Андрей Ткачёв, настоятель храма преподобного Агапита Печерского в Киеве, сотрудник миссионерского отдела киевской митрополии УПЦ МП, ведущий телепрограмм, постоянный сотрудник ряда печатных и интернет-изданий, отец четверых детей уехал из Украины. Теперь он будет служить в России, в одном из храмов Московской области.
Андрей Ткачёв
http://pravmission.ru/
Это не первый священник Русской православной церкви в Украине, который покидает страну из-за тех событий, которые происходят там в последние полгода. Сам он в интервью порталу pravmir.ru подчеркнул: "Чтобы не было лишних интерпретаций или было меньше фантазий, я хочу сказать о том, что я остаюсь в той же лодке, я остаюсь в Русской Православной Церкви, в которой я служил до сих пор. Только буду служить в другом месте, в другой географической точке Русской Православной Церкви, сохраняя все связи, все отношения".
Это интервью было сделано задолго до революционных событий в Украине — в 2011 году, когда автор посещал Киев. С Ткачевым меня познакомил бывший барнаулец, переехавший в столицу Украины несколько лет назад. И хотя с момента интервью прошло уже почти три года, удивительно, насколько оно проницательно, актуально и интересно сейчас.
— Я родился во Львове. В Украине есть три таких ярких центра притяжения: Львов, Киев и Донецк. Львов - крупный город, промышленный мегаполис, который относится всей своей историей к цивилизации. Еще Украины не было, а он уже был и принадлежал в разное время полякам, австрийцам, евреям… Он цивилизационно принадлежит совершенно другому типу, отличается от всех украинских городов, поэтому оттуда идут очень многие политические веяния, в том числе и агрессивные. Идеологическая русофобия живет там, осмысленное тяготение к западу тоже рождается там. Оно, правда, поверхностное и заключается зачастую в одной фразе – "хочу жить лучше" вот и все. Остальное не важно. К сожалению, многие украинцы мало понимают чем нужно платить за хорошую жизнь, и сколько Европа шла к тому уровню жизни, которым относительно наслаждается сегодня. Мало понимают, что нужно делать, чтобы пройти этот исторический путь в более короткие сроки.
И вот в этой среде, во Львове я родился, учился там в русской школе. В годы моего детства еще было много русских школ. Потом учился в суворовском училище, потом в военном институте в Москве. Но не окончил его и ушел с формулировкой "по нежеланию учиться"…
— А каким был путь в православие?
— Моим собственным. То есть это не шло из семьи, ничто меня снаружи к православию не двигало. Надо отметить, что Львов – очень религиозный город. Там много церквей, причем разных. Господствующей религией на сегодняшний момент является греко-католицизм. К нему меня никогда не тянуло – ни в ранние, ни в старшие годы.
Мой поиск христианства был обусловлен тоской и бессмыслицей, которые я остро осознавал с подросткового возраста. Крещен я был еще в раннем детстве, как и подавляющее число жителей Львова. Там крещение в зрелом возрасте всегда было большой редкостью.
Так что поиски христианства были связаны как раз с избавлением себя от тоски и целого ряда страданий, поэтому мне до сих пор понятно безумие молодого человека, заставляющее бросаться из крайности в крайность. Современный человек очень несчастен. Он специфически несчастен. И сейчас более, чем во времена моей юности. Сейчас на человека обрушивается гораздо большее число соблазнов, хватающих его за самые низменные "чакры", прошу прощения. И молодому человеку по-настоящему трудно, ведь у него нет оружия, нет защиты, он рискует стать калекой еще до обретения седин.
— Может ли православие как раз и стать неким орудием против соблазнов?
— Только оно и есть это орудие! Христианство – это вообще единственное, что исцеляет тоску, живущую под кожей у любого человека. Тем более, сытого и успешного. А православие – нечто уникальное в своей глубине. Если говорить о том, почему я выбрал православие, то гуманитарной моей любовью является русская литература. И после прочтения Достоевского у меня не было сомнений, где я буду первый раз исповедоваться: в католическом, протестантском или православном храме. После главы "Русский инок" и вообще "Братьев Карамазовых" было ясно, что это будет православный храм. Оставался вопрос: когда?
— Когда же вас рукоположили?
— Более 20 лет назад я принял дьяконскую хиротонию, а через полгода священническую. Это было во Львове. В сложном городе Львове. Но поскольку он родной для меня, я его люблю, нет языкового барьера, там много родственников, так что было нормально. Первые 12 лет я прослужил во Львове. Это были насыщенные годы, которые пришлись на время больших перемен.
И, конечно, очень важно, чтобы попались тебе на жизненном пути хотя бы один–два человека, которые уже сделали на этом пути в сторону Истины несколько больше шагов, чем ты. Хотя бы на один шаг опережают. Они помогают идти за собой. Все равно, кто это будет.
Так получилось, что мне помогал старший друг – один из известных неформалов, такой хиппи из Львова. Этот человек читал Евангелие тогда, когда я еще не знал этого слова и ездил в монастыри. Точнее, сначала он просто увлекся церковной музыкой и стал ездить в монастыри просто для того, чтобы услышать мужское хоровое пение, а потом это привело его к Богу. Он был человеком, который помог целому кругу своих друзей, в число которых входил и я. Во-первых, помог читать хорошие книги. Во-вторых, слушать хорошую музыку. В-третьих, ездить по монастырям и узнавать вещи, до которых я сам бы не додумался еще несколько лет точно.
А вторым таким человеком был один из офицеров в армии. Тогда, в советское время, он был в звании майора, а сейчас я не уполномочен говорить его звание, имя и фамилию. Он тогда был дежурный по части, а я – начальник караула. Однажды этот человек пришел на проверку в караулку и мы разговорились. На столе у меня тогда лежала Бхагават Гита, я читал. Он очень мягко перевел разговор на тему бога вообще, а потом пришел в казарму, когда я сменился и дал пару книжек. Потом я был у него в гостях и эти несколько бесед за полгода, которыми он меня одарил, стали маячками на несколько лет. Так что мы самоучки.
Вопрос только личного выбора. Согласен ли я жить по-христиански, более строго, а не в соблазнах и этот выбор, конечно, был труден. И я его сделал.
— А богословское образование?
— Если по документам, то мое – это семинария, академию я пока так и не окончил. Точнее, поступил и был отчислен за непосещение лекций. Просто на приходе много дел. Быть женатым, находиться в гуще событий и учиться – очень тяжело. Трудно сдавать сессии, писать работы. Поэтому в моем состоянии полноценное обучение проблематично.
Для нас с женой многие политические перемены 90-х прошли, будто их и не было. Просто первые четыре года у нас дома не было телевизора и даже радио. Это был сознательный шаг. Также первые лет пять я ходил везде и всегда только в подряснике, редко снимал священническую одежду, и не имел дома ничего того, что проедает мозги. Именно поэтому такие вещи, как обстрел Белого дома и другие события, всколыхнувшие общественность, прошли для меня незамеченными. Как-то я прочитал интересную фразу одного американца: "С тех пор, как я выбросил телевизор, вы, оказывается, пережили три экономических кризиса, а я даже об этом не знал". И это правда. Потому что если выключиться из так называемого информационного поля, которое вместо информирования часто занимается другими вещами, человек получает возможность обрести внутреннюю цельность и большее психическое здоровье.
— Ну а теперь вы пользуетесь современными технологиями?
— Я пишу для некоторых интернет-изданий, посылаю свои работы, рецензии. Мои дети не очень интернет-активны. Старшая дочь может общаться с кем-то "Вконтакте", остальные – нет.
— Как-то так сложилось, что в определенное время у меня самого началась эра телевидения и жизнь в поездах. Ночь в поезде – в Киев, день там и обратно ночь до Львова. Так начиналась активная миссионерская деятельность, которой не чинили помех.
Понимаете, вышестоящие зачастую заслуживают максимальной похвалы не за то, что делают что-то хорошее, а за то, что не мешают другим делать что-либо хорошее.
Не могу сказать, что избрал миссионерскую позицию. Это она меня "избрала". Можно было успокоиться, что нашел свой путь и дальше храма не ходить. Я и так не ходил по инстанциям и не стучал в двери, что, мол, возьмите меня, я умею проповедовать. Этого не было. Зачастую задачей священника является согласие на предложение. Это первый мельчайший, нижайший уровень, для которого мы должны быть готовы.
Я переехал в Киев сугубо по делам телевидения. Просто утомился каждую неделю ездить туда-сюда, а моя миссионерская телепередача была востребована. Точнее, их было несколько. Самая длительная – ежедневные 10-минутные беседы на самые разные темы "На сон грядущим". День в день почти шесть лет. Физических возможностей уже не было никаких мотаться. Тем более, появилась возможность купить квартиру в Киеве, продав свою во Львове. Я переехал не имея никакого прихода и никакого направления от начальства кроме открепительной грамоты от Львовской епархии. Прописаться в Киевской митрополии мне еще предстояло. Месяц я прожил, можно сказать, нигде. Служил у друзей в пяти или шести храмах, чтобы не надоедать никому.
А потом был звонок от одного священника, которому прихожане посоветовали взять меня на службу в день Петра и Павла. Я приехал, мы вместе отслужили, потом он спросил, где я служу и пригласил к себе. Вскоре я получил разрешение и от митрополии быть клириком этого храма – храма Агапита Печерского. Потом этот священник, отец Александр, сильно заболел и умер. Но еще при его жизни мы подали прошение и меня сделали настоятелем.
— Не пришло ли, на ваш взгляд, время законодательно объединить церковь и государство, чтобы как раньше "за веру, царя и Отечество"?
— Я мало понимаю в политике, но уверен, что такие вещи делать поспешно не надо. Из-за каких-то формальных вещей не стоит усложнять себе жизнь. Мне нравятся слова отца Андрея Кураева о том, что "церковь не должна быть государственной, но она должна быть народной". Это разные вещи. Есть гражданское общество, а есть государство, властные структуры и контролирующие органы. И наши чрезмерные заискивания с властью, несмотря на то, что мы не должны быть полностью индифферентны или оппозиционны, являются нашим грехом.
Церковь не должна быть властной. Она должна быть народной, то есть нужной всем: интеллигенту, крестьянину, рабочему, юноше, девушке, старику, больному, здоровому, спортсмену, только что родившемуся и готовому умирать. То есть она должна быть интересна абсолютно всем и везде и присутствовать везде органично и полезно. Как солнышко, которое проникает лучами везде и всюду… А вот когда начинается симбиоз с властями – это сомнительные дела, двусмысленные.
Но, понимаете, с другой стороны, оппозиция – это тоже не дело церкви. Мы не можем быть безучастными к судьбе страны, которая культурно и исторически является и нашей страной.
— Отец Андрей, с чего все-таки начался миссионерский опыт?
— У меня был интересный период в жизни, когда я работал год учителем в школе. Во Львовской области был эксперимент и меня пригласили преподавать христианскую этику. Львовские власти на уровне региона инициировали преподавание Закона Божьего, назвали это этикой и этот предмет не совсем то, что сейчас называют Основы православной культуры. Ведь регион очень религиозный и для того, чтобы снять противоречия между конфессиями, программу по христианской этике вырабатывали представители всех главных конфессий региона. Православные принимали участие, хотя главную скрипку играли греко-католики. И потом мы стали ходить по школам. Русские школы, естественно, были заинтересованы, чтобы к ним ходили русские священники, гороно закрывало глаза на то, что у нас нет педагогических дипломов, главное, что мы были согласны у них работать. И вот с 5 по 11 класс я в течение года преподавал христианскую этику. Это был интересный опыт внутреннего роста, многие вещи я понял по-новому.
Тяжелейший труд, на самом деле. Но я обеими руками "за" преподавание христианских, культурообразующих дисциплин в школе, хотя понимаю, что процент тех, кто может этим заниматься, крайне невелик.
— Это должен быть человек в сане?
— Необязательно. Но он должен обладать большим опытом воцерковления, качественно прожить в церкви много лет, знать церковь с ее славных и слабых сторон, не смущаться грехом, который маскируется под ее одежды. Он должен знать церковь и любить ее несмотря ни на что. Но это не должен быть неофит, который восторжен, который попискивает от радости и прыгает на месте. Это должен быть серьезный, основательный человек, который очень любит церковь, зная при этом о ней очень много, в том числе и негативного. Здесь вопрос не только в стяжательстве или каких-то сексуальных грехах, вопрос в том, что многие люди просто ломаются от усталости на середине жизненного пути, а потом уже приходят грехи тяжкие, как следствие отчаяния. Это тоже нужно понимать. Это первая характеристика.
Вторая характеристика – это должен быть человек с педагогическим чутьем. Неважно, откуда оно возьмется – от спецобразования, хороших родителей или собственной многодетности. Может, просто у него талант от Бога слушать, понимать, терпеть, подбирать нужные слова. Должно быть достаточно много знаний, превосходящих по объему программу преподавания. Принцип, как в армии: чтобы сдать норматив на 10 подтягиваний, нужно уметь подтягиваться хотя бы 15, чтобы потом и в самом уставшем состоянии свои 10 отдать. Если хочешь хорошо пробежать километр – почаще бегай три. Поэтому человек должен знать больше, чем он преподает, и он должен любить то, что преподает.
Третья характеристика – характер преподавания христианской дисциплины должен быть диалогичным. Как в аристотелевской академии. Тут нет четкой системы вопрос-ответ, должна быть дискуссия, метод нащупывания нити для диалога. Именно разговорный жанр присутствует. Нужно общаться с человеком, как старший с младшим в режиме сострадания. Надо почувствовать себя старшим. Иначе просто долдонить какие-то постулаты, не будучи уверенным, очень опасно.
— Я считаю, что среди самых нужных людей в обществе и церкви – врачи, юристы, представители силовых структур и ученые. Так вот, когда в армии появляется верующий офицер, тогда в армии может появиться и священник. В нужное время в нужном месте. Капеллан. Может, просто местный батюшка, живущий по соседству с частью, который может прийти с каким-то назиданием. Также и в школе появится священник тогда, когда повысится процент верующих учителей. Тогда он будет в школе уместен, полезен и органичен. Но мне кажется, это очень сильно зависит и от самих регионов, их специфики, территории.
Вы же понимаете, что Украина тоже большое, пестрое, многонаселенное государство. Например, львовянин может не понимать жителя Закарпатья, житель Полтавы - приехавших из Луганска и т.д. Но у нас достаточное количество христиан, которые работают врачами, преподавателями и относятся к служению, как настоящие христиане. Это важно. Доктора-христианина никакой священник и никакие реформы здравоохранения не заменят.
В этом смысле, имя нашего святого покровителя Луки Крымского (в миру – профессора медицины Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, лауреата Сталинской премии) очень помогает. Оно и сегодня миссионерствует лучше всех нас. И светские книги "Очерки гнойной хирургии" и "Регионарная анестезия", и духовные труды читаются, изучаются. А когда будущие доктора знакомятся с его жизнью, у них отвисает челюсть и пробегают мурашки по коже. Как можно не влюбиться в такого человека и не ужаснуться той пропасти, разделяющей "таких" врачей от "не таких"? Как можно не захотеть быть похожим на Луку? Это невозможно для человека, имеющего совесть.
— Николаю Японскому и Макарию Алтайскому удавалось воцерковлять целые народы в одиночку, а сейчас вроде бы и политика государства на это направлена и все силы, но не очень-то получается. Чего не хватает?
— В Украине, как и в России это тоже огромная проблема. Нам хочется почивать на исторических лаврах, как говорится, лизать сметанку, не доя коровку. Мы зачастую считаем, что вправе хвалиться православием, даже не понимая сути и не укрепляя ее. Это хорошо иллюстрирует басня Крылова про гусей. Когда пастух хлыстом гнал гусей на кухню, а они ему говорили: как ты смеешь, ведь мы же Рим спасли! На что он сказал: так это те спасли, а вы-то что в своей жизни сделали? Вас только на кухню и гнать. И погнал дальше.
Вот также и мы – те гуси, которые пытаются надувать щеки и выпячивать грудь в разговорах о православии ничего, собственно, для православия не сделав. И это позорное явление охватывает большое количество людей, хотя появилась тенденция к снижению самохвальства и попытки анализа ситуации. Ведь никакой творческой работы быть не может без трезвого анализа ситуации. Пока мы будем надувать щеки и говорить: "Мы православные!" и при этом мало читать, думать и нетрезво оценивать свои силы, остается только написать покаянный канон и страдать о своем ничтожестве. А если будет трезвый анализ и трезвые слова – это и будет миссионерство. Нужно суметь сказать себе, что и ты, и епархия и твой приход ничтожны, признать это, встряхнуться и действовать. Сказать в оправдание: я не умею проповедовать бывает проще, чем начать это делать.
— Если ввести дополнительные часы катехизиса и гомилетики – это поможет?
— Мне кажется, это не даст ожидаемого эффекта. В процессе обучения важнейшую роль играет влияние души на душу. Существование семинарий оправдывается не методичками и дипломами, которые они дают выпускникам, а одним фактором: наличием в ее преподавательском составе хотя бы одного настоящего Пастыря. Если в семинарии есть хотя бы один настоящий отец для своих воспитанников, если есть с кого брать пример, тогда семинария нужна и тогда она оправдывает свое существование. Если примера брать не с кого и все ограничивается чтением книжек и получением дипломов – семинария не нужна. Так она может даже вредить церкви. Поэтому здесь главное – влияние души на душу, как я уже говорил. И в этом вопросе влияния важно любишь ты Христа или нет. Вот любящие Христа люди, уже получившие по шапке за свою любовь, уже стершие несколько коренных зубов на жестком хлебе и грызении науки – вот эти люди, которые могут зажечь любовью ко Христу молодого горячего бескомпромиссного человека – вот это самое главное. То есть надо любить Господа. Не себя в церкви, а церковь саму по себе. Вот это самое главное. Вопрос в честности, в конце концов.
— Есть ли в Украине "проблема бабушек", которые все знают и всех поучают в храме, порой тем самым и, отпугивая захожан, которые могли бы стать прихожанами?
— Наверное, она есть. Но не у меня. Так же, как у меня нет многих других проблем. Знаю, что есть проблема отсутствия молодежи в храме. У меня ее тоже нет. Я вообще считаю, что церковь должна быть хорошим срезом общества и если в церкви будут только молодые, то всегда найдутся те, которые спросят: зачем выгнали стариков? Вы что, их не любите? Если будут одни старики, то можно спросить: где же молодые? Вам нечего им сказать? Если будут только бедные или только образованные, то возникает ряд других противоположных вопросов.
— Насколько православная вера объединяет русских и украинцев именно в Украине?
— Должна объединять больше, чем это делает по факту.
— А на ваших службах?
— Да, на моих объединяет. Вообще, на своих службах я вижу все то, что хочу видеть. Пусть это не прозвучит гордо или безумно, но у себя в церкви я вижу то, что хочу. По крайней мере, многие планы реализованы, некоторые еще в зародыше. Некоторые священнослужители, младшие по возрасту, иногда обращаются с вопросом: как тебе это удалось?
Я расскажу сейчас о том, что хочу видеть и что вижу. Мы говорили о социальных слоях. В своем храме я вижу всех. Все хотят видеть массу причастников всех возрастов. По воскресным дням у меня от 100 до 300 причастников. Мы должны видеть социальную активность прихода. И я постоянно получаю от них творческие импульсы. Они всегда что-то хотят делать. И конкурсы красоты, и какие-то форумы, и театральная студия, и спортивные секции есть. По инициативе мам, которые хотят молиться, была построена детская площадка у храма. То есть люди хотят быть полезными для церкви и внутри церкви. Они помогают старикам, покупают им продукты. Если, например, на каком-то храме нужна помощь, физическая сила, скажем, для заливки фундамента, то наши готовы всегда поехать. Если нужно собрать кому-то деньги на операцию или по другой нужде, наши в любое время не только помолятся, но и соберут денег. Я это вижу. Не нужно сильно много трудиться, чтобы взывать к людям.
— Поймите, каждый из нас не живет только своей жизнью. У Льюиса есть такая фраза: "каждый сперматозоид содержит всю историю человечества и половину личной истории будущего человека". То есть за нашей спиной тысячи людей, оставивших нам свой опыт и вложивших его в нас, мы его неосознанно носим под кожей.
Знаете, кто абсолютно индифферентен к власти и политике? Эмигранты первого поколения. Когда люди приезжают из своей страны на чужбину, которая становится для них новой родиной, которая принимает их и позволяет жить и зарабатывать на хлеб. Но эти люди самые молчаливые и индифферентные, они никто, самые спокойные. А вот уже во втором поколении они имеют право избирать и избираться, их дети осваивают язык, могут выйти на демонстрацию с требованиями.
Так вот. Если мы, православные христиане, будем вести себя в СВОИХ странах, как эмигранты первого поколения и будем бояться рот раскрыть, то это будет означать, что эта страна не наша. Мы имеем право и мы обязаны говорить, что, например, это нехорошо, с точки зрения истории и традиции, с точки зрения психологического портрета жителя нашей страны, с точки зрения верующего человека. За народным движением и гражданским обществом, на самом деле, большое будущее. Хорошо, что теперь народ все громче и громче высказывается, не хочет молчать. Социальные сети позволяют делиться мнениями, поэтому нужно понимать, что за этими вопросами – будущее.
- Самое интересное, каждому надо понять, что Евангелие написано для меня и про меня, если это для вас книга о каких-то людях, которые жили давным-давно, видели Иисуса и что-то делали, то не надо. На каждой странице нужно спрашивать себя: где здесь я? На Голгофе я среди солдат, под крестом, среди разбойников, около солдат, играющих в кости, фарисеев или среди толпы, жадной до зрелищ? Каждый из нас там есть. Иначе бы мы не читали молитвы.
Старец Паисий, вспоминает, что когда был маленьким, повстречался с каким-то атеистом, который сказал, что Бога выдумали попы, а человек произошел от обезьяны и несколько других резких фраз. Мальчик сначала смутился, а потом сказал: "Постой, разве Христос не самый лучший человек, разве он не самый добрый, умный, жертвенный и милосердный?! Разве ты не видишь в нем всё?".
И Федор Михайлович Достоевский писал, что "я соглашусь, скорее, быть без истины, если мне математически и непреложно докажут, что истина и Христос – это не одно и то же. Я буду с Христом, а не с вашей математической истиной". Это то, что я прочел в юности, и что дало мне понимание, что если я встану когда-нибудь на колени перед Евангелием и буду каяться в своих грехах, то это будет только в православной церкви, потому что православная церковь родила русскую культуру. А русская культура обладает для меня полной внутренней самоочевидностью. Это самое очевидное свидетельство истины в лучших своих проявлениях – музыкальных, философских, поэтических.
Для меня русская литература – самый очевидный плод Евангелия, самое дорогое его дитё. Я в это верю и это чувствую. Если есть русская культура, значит, Христос воскрес! Для меня это очевидно стало еще в юности. С этим может спорить только дурак, а с дураками я не люблю разговаривать. Только русская культура выходит на всечеловеческую орбиту, украинская до вселенского масштаба не дотягивает. Русская культура будет давать новые имена в кинематографе, балете, настоящей литературе еще очень долго, сколько Господь даст. И нельзя говорить, что на 19-м и 20-м веке все закончилось.
Нужно радоваться и каждому человеку с нерусской фамилией, который считает Россию своей родиной, а не обсуждать, что Бродский и Кушнер были евреями. Это же и уникально: люди с совершенно другой химией крови готовы были за Россию горло перегрызть! Человек может быть с другими корнями и фамилией, но его нужно любить, это драгоценный человек. Это также, как с приемным ребенком. Ему всегда лучший кусок, все лучшее. Если своего можно взять за ухо, то приемного не стоит. Может и неправильно, но мы не имеем право. Не надо чувствовать дистанции по крови. С культурой тоже самое.
— Каковы Ваши планы на будущее?
— Знаете, мой знакомый мальчик, когда его спрашивали: "Ты хорошо будешь учиться в школе?" искренне отвечал "А я будущего не знаю!".
— Но менее активным с годами не становитесь?
— Что-то нет. И книгоиздательство, и телевидение, и службы… Боюсь, как бы не перегореть. Но! "Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки" (смеется). Пока покой нам только снится, и усталости от жизни я не чувствую.
Мне совершенно непонятны священники, которые не проповедуют, а таких, к сожалению, много. Отслужили, как на работу сходили, и все. Я хотел бы не понимать этого до конца дней. Потому что, если человеком овладела немота в отношении Господа нашего Иисуса Христа, если ему неинтересно говорить с людьми о Христе – это уже не священник. Молчать об этом – преступление. Я не понимаю, когда священник может рассуждать о рыбалке, о политике, о видах и сортах чего-то, а в отношении Христа его уста запечатаны…
Понимаете, Христос – это самый интересный, единственно здоровый среди больных и, вообще, как можно его не любить?! Церковь – самая красивая, самая умная, самая прозрачная, самая хрустальная, самая сладкая, самая глубокая, такое разноцветье… Как можно ее не любить? Лучше разбить голову об угол дома и не жить даром.