январь 23, 2009
В нашу рубрику "Истории в вагончике" пришло письмо от читателей из алтайского посёлка Белоярского. Они рассказали о своей знакомой - обудивительной женщине Вассе Шосткиной. Сейчас Васса тоже живёт в Белоярском, но только уже в Свердловской области. Будучи на Урале в новогодние каникулы, корреспондент газеты "Маркер Экспресс" встретилась с ней и записала несколько историй из её удивительной жизни.
Папа мой ещё в Первую мировую войну попал в плен к немцам. И там, в Германии, женился, два сына родились. Позже, уже когда закончилась и революция и гражданская война, он приехал в Советскую Россию, чтобы сказать матери, что жив-здоров. Той стало плохо, ведь они его много лет как отпели, похоронили. Ну, погостил, пора назад отправляться. И тут муж его сестры, чекист, говорит: "Ну что, Пётр, документы на тебя оформлены. Но пойдёшь за границу, скажут выстрелить, я выстрелю, ни мать, ни отец не узнают, где ты".
Пришлось отцу остаться. Женился без любви на сестре друга, моей маме. Они никогда не ссорились, но и любви особой отца к маме не было. Видимо, тосковал по своей германской жене. Меня же любил, баловал даже гораздо больше, чем сестёр.
Когда в 1937 году его арестовали, нас всех выселили из барака. Соседи тайно детей взяли, а бедная мама мыкалась, не знала, куда пойти. Через три дня отец вернулся, ничего рассказывать не стал. И нас опять пустили в комнату.
Когда началась Отечественная, он с тоской сказал: "Мои сыновья пошли на меня войной. В ту пору одному его сыну было 18 лет, другому – 20. Так бедный до смерти и не узнал о судьбе той немецкой семьи. На кладбище сейчас на памятнике его германская фотография. Молодой, в шляпе… Может, у кого-то там, в Германии, такая карточка есть…
Когда я девчонкой работала на заводе, всё было очень строго. За опоздание в пять минут сначала выговор, за второе – лишение зарплаты и за третье – тюрьма. И вот я проспала. Суд, выговор. И к ужасу своему, на следующий день я просыпаю снова. Прихожу, судья говорит: "Милая, ну что же ты?!" Я заплакала, она посмотрела на меня, худющую, говорит: "Ладно, иди". Не стала меня судить. На обратной дороге я упала, потеряв сознание. Меня привезли в больницу, и полтора месяца я в себя не приходила. Никто не знал, кто я и откуда. Потому что документов у меня с собой не было. На заводе, не найдя меня, написали: "Уволена в связи с арестом".
Когда я пришла в сознание, мама сразу примчалась и больше меня на завод не отпустила. Старалась пристроить в какой-нибудь пищеблок, чтобы подкормить, но меня не брали никуда, потому что не было паспорта. И паспорт не выдавали, потому что была запись, что меня якобы арестовали. Тогда я решила пойти просить паспорт в Москву к министру. Прямо по путям пошла. На одной из станций меня забрали, привезли домой. Тогда я этому министру, который был вместо Калинина, написала письмо. И вскоре к нам барак приходит милиция. Пришёл ответ от министра. Хватились – метрики нет. В конце концов сделали паспорт, где я на два года моложе.
Когда я немного поправилась, меня взяли официанткой в Суворовское училище. Мы накрывали и убирали со столов. И вдруг приезжает на курсы сам Жуков. Директорша говорит: "Ася, иди обслужи командующего". Подошла к его столу, молча поставила поднос и бегом назад. А вскоре мне говорят: приглашают тебя в клуб Дзержинского официанткой. Куда деваться? В этом клубе собирались офицеры. Все официантки давали подписку ни в коем случае с офицерами не знакомиться, не гулять. Одевать юбки ниже колен, никаких серёжек, никаких колец. Замечательная женщина там была Лидия Васильевна. Она обучила меня как подавать, как разговаривать.
Однажды мы с другой девушкой, как обычно, носили из столовой на третий этаж еду и спиртное. Праздник был какой-то, и, когда всё уже было накрыто, мы осмелели, взяли пельмени, бутылку водки и пошли на лестницу. Это было строго запрещено.
И вдруг появляется на этой лестнице …Жуков. Мы встали бледные с этой бутылкой и пельменями. Ну всё, трибунал, с работы выгонят.
А он говорит: "Девочки, ну что вы здесь-то?" Отвёл нас в какой-то закуток, за стол посадил: "Вот, поешьте и попейте здесь, посидите, чтобы никто не видел".
И всегда, когда он приезжал, я его обслуживала. И на учения меня отправляли. Я знала, что он любит кушать. К примеру, если мелочь накрошишь в салат, он такое есть не будет. Ему надо было, чтобы всё было крупно и вовремя. И ещё я языком не выступала, всегда молчала больше, что ему и нравилось.
Даже потом, спустя время, когда я уже замужем и беременная, меня отправили на учения , которые Жуков проводил. Наша дирекция рассудила: если пошлём другую, маршал опять будет ругаться.
Этот случай я никогда не забуду. Едет машина по полям. Адъютант говорит водителю: осторожнее, она беременная. На каком-то повороте я ойкнула. Водитель решил, что я рожаю, и сел в кювет. Командующий на своей машине подъезжает, открывает дверку и матом кричит про трибунал. Адъютант вступился за шофёра: Он не виноват, здесь женщина беременная.
– Какого х… посадили сюда женщину?
– Это наша Ася.
– Она что, с ума сошла? – Тут Георгий Константинович вывел меня из машины и посадил в свою. Приехали, там уже палатку под кухню поставили, печь топится. Маршал говорит: "Ну что, ещё не родила?" Стою молчу.
"Ладно, отлёживайся", – говорит маршал. – Офицеры будут сами себя обслуживать и деньги сами будут класть. Если будет недостача, скажешь мне…"
Когда этот приезжий офицер, пахнущий хорошим одеколоном, подошёл ко мне и предложил проводить, я подумала так: к другим девушкам не подошёл, а я что в старенькой юбочке, видимо, хочет какие-то тайны выведать. Фашистский шпион, наверно. Нет, идёт о жизни просто говорит. Спросил, где живу. А я не хотела показывать свой барак, показала на двухэтажный дом через мост. Вот здесь. Посидели на скамейке, ушёл. Мама увидела, спрашивает, что за солдат.
– Приезжий, – говорю.
"Ну понятно, – говорит мама, – девку для развлечения надо".
На следующий день я решила выйти с работы другим ходом. Но он увидел, подошёл туда. Пойдём, говорит, в кино?
– Ну ладно, только на дневной сеанс. Сходили, стал в ресторан приглашать. Я отказалась. Он продолжал провожать меня. Однажды спрашивает: "Паспорт у тебя хоть есть? Принеси его завтра".
Прихожу домой, говорю: "Мама, он у меня паспорт просит". "Правильно, – говорит мама, – в гостиницу развлекаться без паспорта не пускают".
Утром выхожу и вдруг бабушка паспорт мой протягивает: "Беги".
А в это время он с утра пришёл к моей начальнице и говорит: "Хочу на Асе жениться. Как бы её уволить без отработки?" Только попросил, вы ей пока ничего не говорите, знаете, она какая? "Знаю", – говорит начальница.
После этого он пошёл билеты заказал на самолёт. Прихожу на работу, заведующая говорит: "Иди к офицеру Шосткину". Ну, иду, раз начальница сказала. Выхожу – стоит такси. Отпрянула: "Я в гостиницу не поеду". Он смеётся. Доехали до загса, и тут у меня вырвалось: "Ты что, меня замуж берёшь?"
"Да", – говорит. Дальше всё было как в тумане. Поднимаюсь в своей старенькой юбочке, два офицера приезжают, привозят платье и что-то мне на голову. Вышли из загса, он говорит: "Теперь поехали к злой маме". Тут я испугалась. Врала же ему, что живу в двухэтажном доме, а сама в бараке. Сейчас развод!
А когда сели в машину, он называет наш адрес. Заходим, бабушка радостно его встречает как знакомого. Он, оказывается, успел с ней познакомиться. Одно слово, бывший военный разведчик.
Васса разделила с мужем все тяготы жизни военного. У них родились трое детей. Но любимый супруг рано умер, сказались военные раны. В советское время Васса Петровна, придя работать на фабрику диспетчером, вскоре была назначена старшим мастером. И её участок стал греметь как лучший. Суровые мужики под её началом называли её любя шахиней и маршалом в юбке.
Сегодня Вассе Петровне 82 по паспорту, 84 по жизни. Ни за что не дашь этих лет бодрой, энергичной женщине, которая и сейчас не сидит дома сложа руки. Представьте себе, сама собирает в посёлке пенсионеров, везёт их в театр, в кино. Дружна со знаменитым композитором Евгением Родыгиным, песни которого звучат на тысячах застолий всей страны. Недавно привозила друга в свой посёлок. Пели песни про рябину кудрявую, про ночь метельную, которая стёжку замела, и про огоньки, которые не гаснут над перекрёстками.