июнь 4, 2009
О том, что слова общество и общее однокоренные (у английского society этимология схожая), вспоминает сейчас мало кто. Общество индивидуальностей – оксюморон, однако именно эту формацию старательно осваивает западная цивилизация, начиная с самой Реформации. Народы же восточные (и русский в частности), всегда были и до недавнего времени оставались, извините за выражение, соборными.
О перспективах западного пути судить пока рано – в нынешнем виде тамошнее общество начало формироваться лишь немногим более полувека назад. Равно бессмысленно спорить о том, какой из путей предпочтительнее: об этот вопрос сломали немало копий люди поумнее нас, споры среди философов (о, они те еще спорщики) не умолкают до сих пор.
Интересней другое. В "наших палестинах" власть имущие, всласть за последние 20 лет поэкспериментировав с формациями и путями развития (а заодно и с собственным народом), кажется, осознали, что нужно вернуться к корням, скрепить общество незримыми нитями и сжать в таком виде покрепче, чтоб, не дай бог, не вырвалось. Во всяком случае, именно об этом говорят сумбурные телодвижения последних лет в виде различных Георгиевских ленточек (а также, скажем так, странная позиция в отношении малого бизнеса).
Однако лично мне представляется весьма сомнительным объединить символами общей победы, случившейся почти 60 лет назад, народ, одна часть которого бреет головы и под лозунги бывших врагов радостно избивает расово по их мнению неполноценных, другая ненавидит всех вокруг, жалеет, что тогда не проиграли (пиво было бы лучше) и мечтает "свалить из грязной рашки", третья зачем-то хочет, чтобы вернулся Сталин и убил всех плохих, а всех хороших похвалил, а четвертая вообще по-русски понимает плохо, живет вдесятером в вагончике на "доширачной клизме" и на всякий случай презирает всех круглоглазых. Впрочем, подавляющее большинство просто плевать хотело на все и всяческие символы, что победы, что поражения, и больше обеспокоено очередными перипетиями сиквела известной передачи о строительстве, а также снизившимся качеством пива от местного пивзавода.
А мне вот вспомнился один день, когда я реально почувствовал вокруг себя народ, а не толпу незнакомых, чужих и неинтересных мне людей. Это было 27 сентября 2003 года, в этот день в Барнауле было землетрясение.
Большинство из нас, думаю, помнят этот день, и мало кто с хорошей стороны. Многие после него были вынуждены затеять внеочередной ремонт (у некоторых вообще дом треснул), другие просто перепугались. А мне в тот день позвонили. К тому времени я уже успел выбежать на улицу, поудивляться колыхающейся под ногами земле, обсудить – дескать, эвона как, загогулина стихии – ситуацию с незнакомыми встревоженными людьми и, поняв, что опасности для жизни нет, вернуться домой. И тут звонок. Беру трубку, спрашивают кого-то, я говорю, нет тут таких, ошиблись. После этого пауза на пару секунд – и отчаянный крик "Бегите, землетрясение!!!". Я, конечно, громко заорал в непритворном ужасе, после чего поблагодарил за информацию и отключился. Так незнакомая пожилая женщина спасла мне жизнь.
А ночью начались новые толчки, и люди целыми семьями вышли на улицы. Многие всю ту ночь провели во дворах, разожгли костры, общались, обсуждали случившееся, боялись, мерзли (и грелись, конечно, как без этого).
Понимаете, к чему клоню? Все это люди делали вместе! Это была общность людей, объединенная пусть страхом, пусть неуверенностью – но единая.
Великая радость никогда не сможет объединить людей так, как великая беда. То землетрясение для большинства барнаульцев было все-таки именно интересным приключением. Объединяющего эффекта хватило ненадолго: сомневаюсь, что вчерашние сидельцы у костра на следующий день обменялись хотя бы приветствиями.
Что же должно произойти с нами, чтобы мы наконец вспомнили, что мы – никакое не общество индивидуальностей, мы – народ? Разные, непохожие, часто не понимающие друг друга, но – народ. Сейчас уже понятно, что никакая инстанция не выдаст нам тех нитей, которые нас свяжут, и не подержит палец на узелке. Все придется делать самим. Варианта ровно два: либо тяжелая, кропотливая каждодневная работа всех без исключения знающих, для чего это все нужно, либо страшное потрясение.