июль 17, 2009
Георгий Сатаров, президент Фонда Индем на Школе публичной политики, Барнаул, 6 декабря 2008
Оксана Силантьева
Я стою на том, что будущее принципиально непрогнозируемо, особенно когда дело касается экономики или политики. Но что можно сделать – это нафантазировать себе возможные варианты будущего и связать их с нынешними действиями или бездействием. Это дает возможность для политического планирования, если мы хотим уменьшить шансы негативных сценариев или увеличить шансы позитивных.
Теперь о методике нашего исследования. Примерно с 1999 года мы постоянно изучаем веер сценариев. Я его кратко напомню. Первый сценарий – "вялая Россия", когда власть течет по течению. Второй – "диктатура развития": это ужесточение власти ради модернизации. (Пусть вас не смущает слово "диктатура", будем считать, что я его применяю, потому что оно короче слова "авторитаризм".) "Охранная диктатура" – тоже ужесточение власти, только не ради модернизации, а лишь ради самосохранения. "Революция" – резкая смена политического режима, правящей верхушки вне конституционных рамок в условиях высокой социальной напряженности на фоне социальных волнений. И последний сценарий – smart Russia – развитие по либерально-демократическому пути.
Как проводится исследование? Сначала эксперты формулируют некий набор сюжетов: развитие кризиса, антикризисная политика государства, судьба резервов, судьба системообразующих госкорпораций, международный финансово-экономический кризис, переход частной собственности под контроль групп, аффелированных с государством, тандем Путин–Медведев, изменение политической конфигурации и т. д. Это набор 2008 года.
Каждый сюжет раскрывается через возможные события разрешения этого сюжета. Например, антикризисная политика государства. Варианты: изоляционизм, западно-ориентированная интеграция, экспансионизм, взрывной распад. Работа эксперта состоит в том, что он оценивает шансы развития каждого сюжета. И последняя, самая важная часть методики состоит в том, что экспертам предлагают представить, что какой-то сценарий уже реализовался. Их спрашивают: а как в этом случае поведут себя предложенные сюжеты? В числе экспертов: политологи, социологи, военные деятели и т. д.
В прошлом году эксперты оценивали развитие кризиса достаточно мягко. В этом году оценки изменились. Стало ясно, что кризис существенно жестче, чем это виделось в 2008 году. Что не проявилось внятной политики власти в отношении кризиса. Что нереально ожидать раскола тандема Путин–Медведев. И последний фактор – общество не продемонстрировало организованного протеста, подключения оппозиционных сил не происходит.
Напомню, как оценивались возможности реализации тех же пяти сценариев в 2005 году. Не было обнуленных, то есть нереальных сценариев. И не было абсолютных лидеров. То есть все примерно были равны. Это свидетельствует о неопределенности ситуации, о ее непредсказуемости. В 2005 году так дело и обстояло.
А вот что получилось осенью прошлого года. Почти "схлопнулись" три сценария, остались только "вялая Россия" и "диктатура развития". Осенью у некоторых экспертов еще были надежды на Медведева. Это проявилось и в оценках шансов сценариев.
Но в мае этого года ситуация опять изменилась. Исчезли практически smart Russia и "вялая Россия". Остались три равновероятных сценария: "диктатура развития", "охранная диктатура" и "революция". Разберемся, почему так произошло, потому что такой набор видеть не очень приятно.
Эти оси (см. график) важны. Горизонтальная ось – это стабильность/нестабильность (от "вялой России" до "революции"), а вертикальная – это ригидность/адаптивность политической системы. Мы видим, что тренд идет в точности по горизонтальной оси. Если предположить, что процесс продолжит развитие в том же направлении, то останутся вероятными два сценария: "охранная диктатура" и "революция".
Выводы. Основные изменения, которые произошли за полгода, – это усугубление кризиса, что привело к изменению и сценарного прогноза. Трагично то, что за последние девять лет вытоптана политическая поляна. Политика в лице независимых игроков исчезла. Это означает, что в случае разочарования у граждан нет переключателей, нет надежд на другие надежды. А это, в свою очередь, означает, что социальная нестабильность будет проявляться в непредсказуемых и не всегда приятных формах.
И последнее. Я ввел термин "бюдернизация" – сочетание бюрократии и модернизации. Эта идея – возможности модернизации бюрократии – владеет многими умами, а я ее противник. Мои аргументы. Первое – мы постоянно забываем, что уже пережили одну такую модернизацию в начале путинского президентства. Результаты известны. Второе – нет субъекта процесса, то есть нет бюрократии, которая может осуществлять такого рода модернизацию. Она к концу прошлого тысячелетия в России исчезла. Третье – коррумпированная бюрократия должна по этому сценарию модернизировать сама себя. Я назвал этот процесс деликатно – бесплодная мастурбация. Четвертое – страх, потому что реальная модернизация – это угроза для нынешнего правящего класса. Представьте себе воплощение в жизнь маленького элемента такой модернизации, предложенного Медведевым, – появление независимого суда. Я думаю, что это снится бюрократам в ночных кошмарах. И последнее – скачок. Дело в том, что ремодернизация – это возврат к старому, то есть нам теперь нужно по-новому выписывать из-за границы технологии, но только теперь – не выплавки чугуна, а изготовления чипов. Это типичный сценарий отстающей модернизации, из которой надо "выскакивать". Нам нужна не индустриальная ремодернизация, а постиндустриальная модернизация. Но в истории нет примеров, когда она делалась бы в условиях диктатуры.
Записано на XVI летней политологической конференции "Год кризиса: общество, политика, экономика, мир", прошедшей 27–28 июня в Барнауле.