сентябрь 9, 2011
В этой милой и элегантно одетой женщине, коренной москвичке, трудно заподозрить человека, который всю свою энергию тратит на помощь женщинам-убийцам, ворам и их детям… В прошлом преподаватель, работник аппарата ВЦСПС (была такая головная структура у советских профсоюзов), Мария Каннабих в 1990-х годах решила возродить дамский попечительский комитет о бедных – по образу и подобию того, в котором состояла когда-то ее прабабушка. А потом создала фонд помощи заключенным.
В августе она побывала в Барнауле как председатель президиума Совета общественных наблюдательных комиссий за местами принудительного содержания и ответила на вопросы.
– Мария Валерьевна, как вам пришла в голову идея создать фонд помощи заключенным? Я бы больше поняла, если бы такой фонд создали бывшие заключенные…
– В конце 1990-х годов я зарегистрировала в Минюсте "Дамский попечительский комитет". И однажды на одном из "круглых столов" я разговорилась с пожилой женщиной, начальником женской колонии. А 1997 год был печально известен тем, что пенитенциарную службу передавали из МВД в Минюст. Колонии страшно бедствовали – порой сами сотрудники были вынуждены приносить деньги и питание. У моей собеседницы была колония с домом ребенка на 150 детей: он тогда не отапливался, детей кормить было нечем. Вот она меня в колонию и пригласила. Там я поняла: помогать надо им.
– Ваши первые впечатления?
– Я увидела женщин, которые в 25 лет были седыми... Вообще, женская преступность отличается от мужской. Женщины редко входят в организованные преступные группы: есть, конечно, "соньки-золотые ручки", и все же женская преступность – эмоциональная. Классический пример: мучил муж, мучил – она его стукнула сковородкой по голове. Многие сидят за наркотики. Беда женщин еще и в том, что они одиноки. Если в мужские колонии тропа не зарастает, то в женские… Где вы видели мужчину, который будет ждать жену из тюрьмы? И я как-то стала жалеть детей, их самих. И стала помогать колониям. А потом создала фонд.
– Откуда брали деньги?
– В 1990-е годы никто не отказывался давать деньги на доброе дело. Сначала помощь была примитивная: когда есть было нечего, договаривалась с рынками, те сами отвозили продукты. А потом денег у бизнеса стало мало: наступил кризис. Помню, я приехала в Костромскую колонию, а там тетеньки зимой ходят в шлепанцах на босу ногу – приехали летом, с тех пор так и ходили. И я бросила клич по радио "Радонеж" – помогите собрать теплые вещи. Несли вещи не олигархи – бедные люди... Но теперь условия содержания улучшились: денег выделяют больше. Поэтому помощь нужна другая: необходима реабилитация.
– Читала, что работают на зоне не все. Как вы относитесь к тому, чтобы их заставлять работать?
– Только процентов 25 работает. Но при чем тут заставлять? Все, кроме воров в законе, смотрящих, хотят работать: и время бежит быстрее, и при деле, и профессию получаешь. Но предприниматели сами не хотят идти в колонию.
Основная масса заключенных – плохие работники, их надо учить. Вы знаете, что у нас в колониях существует коррекционный класс (пятый), что у нас масса людей просто неграмотные?
– Сколько среди нас тех, кто прошел через тюрьмы, колонии?
– Каждый четвертый человек как-то связан с заключенным – это и родственники, и знакомые. А в заключении сегодня более 800 тысяч, из них 60 тысяч женщин, около тысячи детей. 500 тысяч имеют условные сроки.
– Стоит ли вообще им помогать?
– Помогать им в наших интересах. Многие выходят из колонии озверевшие, злые, без денег, без квартир. Мужья ушли. Выходное пособие 720 рублей. А им хочется есть, иметь деньги. И эти люди уже ничего не боятся. Что они делают? Убивают, грабят. Если мы этого не хотим, мы должны ими заниматься. У нас в ряде регионов до сих пор нет ни одного центра социальной реабилитации для таких людей. Сейчас в Общественной палате РФ создана рабочая группа, которая отрабатывает нормативную базу.
– Есть дело юриста Магницкого, после смерти которого президент внес поправки в Уголовный кодекс. Стали ли после этого меньше сажать за экономические преступления?
– Предпринимателей обычно старается посадить кто? Конкуренты. А они платят. Поэтому сажают. Плюс этих поправок в том, что больные люди теперь могут находиться во время следствия дома или в больнице. Перечень заболеваний есть, он сформирован с нашей помощью. И, конечно, контроль увеличился.
– Одному из фигурантов дела Ходорковского – Лебедеву – суд отказал в условно-досрочном освобождении. Такой отказ – типичная ситуация?
– Что касается Лебедева, то это дело политическое. А вообще, чтобы получить УДО, заседает административная комиссия колонии – в нее мы сейчас внедрили общественных наблюдателей. Она дает характеристику заключенному, пишет, что он исправился, воротник застегнут, курит в положенном месте и т. д. А решение принимает судья. И он может решить: я чувствую, что Петров не исправился. То ли он больной – пусть долечивается. То ли убийца – пусть еще подумает. То ли он хорошо в колонии работает – такого надо бы оставить.
В 2007 году Фонд помощи заключенным открыл в Москве реабилитационный центр "Аврора" для женщин, освободившихся из колоний. Женщин консультируют, обучают на тренингах, помогают найти работу.
Фонд помогает создавать реабилитационные центры в женских колониях, формировать там библиотечные фонды, приобретать учебники, оснащать компьютерные классы.
Еще одно направление – восстановление социальных связей: по согласованию с администрацией колоний фонд приобретает сотовые телефоны с проплаченным трафиком и передает их в колонии, чтобы женщины могли общаться.
Хороший эффект приносит и такая форма помощи: "Вот наркоманка, мать от нее отказалась, но она родила ребеночка, год не принимает наркотики, пришла в разум маленько, ребенок для женщины – хороший поплавок, – поясняет Мария Каннабих. – И мы фотографируем ее с малышом, а она посылает фото матери или потенциальному мужу. Иногда складываются судьбы: увидев фотографию, мама прощает, друг принимает".
Вместе с кутюрье Вячеславом Зайцевым фонд провел конкурс "Красиво шить не запретишь". 200 колоний представили свою одежду – из фантиков, веревочек, вышитую, разную. "И Слава Зайцев говорил: „Супер, класс!”", – рассказывает г-жа Каннабих.
Мария Каннибах – президент фонда.
250 тысяч человек в год освобождаются из мест заключения.