февраль 20, 2012
Владимир Овчинников
Олег Богданов
В политических сообщениях порой несколько уровней смысла. Вот недавно слышу: наш соотечественник, герой телесюжета, радует россиян – в Китае небывалый всплеск любви к… (звучит самая популярная в последние дни фамилия). С чего бы это, думаю. Профессор-китаевед, только что побывавший в КНР, словно услышав вопрос, продолжает. Он посетил семью своего коллеги. Во время ужина, когда в телепередаче мелькнул сюжет из России, старшая по возрасту категорично попросила всех сидевших за дружеским столом замолчать. Профессор не был бы профессором, если бы не объяснил поступок "мудрой старушки". По его версии, реакция бабушки вызвана тем, что китайцы могут любить только того, кто сильнее их. Почтительное внимание – первый признак любви. Следовательно, наша страна самая могучая, а ее правителей даже Китай слушает и любит. Как вам эта логика? А мне кажется, что в ее основе неверная интерпретация: бабушка всего лишь сделала приятное гостю, который по ее предположению скучал без новостей с родины… Вполне жизненное объяснение, без натянутых обобщений, не так ли?
А сколько уровней в ютьюбовском "документальном кино" про лидеров протестных настроений, например про Рыжкова? Он в последнем "фильме" что-то делает плохое своей стране? Вроде бы нет. Зачем же тогда запечатлевают сугубо личные сцены? Чтобы вызвать у части аудитории восхищение или все же чтобы умерить прыть героя протестов в Москве? Думаю, что цель ясна.
А на самом деле неизвестные документалисты предельно четко сообщают: кто-то денно и нощно может следить за гражданами страны – хоть в многолюдном кафе, хоть в частной постели… И этот кто-то не боится закона, беззастенчиво бравируя нарушением его норм. Может ли могучее государство терпеть самовольство тех, кто хочет казаться сильнее его? Ведь в том же Китае даже старушки знают, чем иногда оборачивается сила…