«Не делю людей на старых и новых»
— Недавно ваш заместитель Виталий Снесарь сказал, что вы требуете от своих подчиненных публично отстаивать свою точку зрения, доказывать ее. Но не все открыты к такой дискуссии. Какой работы вы требуете и как долго готовы ее ждать?
— Состав правительства я формировал лично. Я считаю, что сегодня в нем квалифицированные, ответственные люди. То, что происходило раньше, надо поправлять. Но к моим требованиям, думаю, они приноровятся быстро.
У нас проходят открытые для СМИ заседания правительства. Это один из способов донести до жителей края, как вырабатываются решения, какой логикой мы руководствуемся, какие аргументы выкладываем на стол, какие учитываем, а какие нет, насколько все это соответствует нашим приоритетам, принципам. Это всё важные вещи. Это создает, мне кажется, элемент доверия. Действительно, требуется некоторая перестройка. Но я убежден, что поступаю правильно и буду придерживаться этой позиции.
— Вы впервые приехали в Барнаул 1 июня. Но до этого 13 лет здесь формировалась система деловых, личных связей. Часть людей после вашего приезда утратила свое прежнее влияние, часть — лишились постов. Не опасаетесь ли вы, что представители «старой команды» станут вам препятствовать?
— Нет, не опасаюсь. Я периодически сталкиваюсь с этим вопросом. Правда, не все рискуют его задать в лоб, потому что можно получить в лоб от тех, кого считают старой командой.
Смотрите, какая ситуация. Я приехал, собрал правительство и сказал: «Я приехал, вот указ. Я буду временно исполнять обязанности, пока жители Алтайского края не выберут губернатора. Кого выберут, не знаю. Но в соответствии с уставом края, с этого дня вы все в отставке».
Я не сидел в Красноярске в засаде и не готовился куда-то высадиться. Да, я был вовлечен в орбиту управленческих кадров в резерве президента. Но, честно сказать, думал, что буду работать в Красноярском крае до Универсиады, там было почти все на меня завязано. Но обстоятельства сложились иначе.
Я сказал: «Готов работать со всеми. Вы здесь прожили всю жизнь, давно работаете, вы чувствуете, наверно, не только чиновничью, но и человеческую ответственность, где-то — политическую. Давайте работать вместе. Кто не хочет — мы перераспределим нагрузку».
При этом я никого не звал и не говорил: «Слышь, поработай временно исполняющим. Я стану губернатором — точно тебя назначу». Такого разговора у меня ни с одним человеком, работавшим в прежнем составе правительства, не было.
Практически все откликнулись и работали, на мой взгляд, на совесть. Мы сталкивались с непростыми ситуациями. Но этот период неопределенности прошли.
Состоялись выборы. Я попросил людей продолжить работать, пока я не представлю новую структуру правительства. И тоже большинство согласились.
Я сформировал структуру, обновил правила и принципы, по которым правительство будет работать. А потом уже в эту систему начал приглашать людей. В том числе тех, кто раньше работал. Таких на самом деле немного. В прежний состав входили 17 человек, в действующий — 21. Я назначил 19 человек. Из 17 человек предыдущего состава в новый вошли только 7. Мне представляется, что произошел сбалансированный набор изменений.
Я не делю людей: ты из старой команды, а ты из новой. У нас с вами правительство не из прошлой команды и присоединившихся к ней новых людей, это вновь сформированный орган. Я ко всем отношусь с равной степенью доверия. И коль уж я их назначил, то весь объем обязательств, передо мной в том числе, они на себя взяли.
— А от людей, которые уволились, вы не ожидаете подвоха?
— Нет. Люди уходили из органов власти с разным настроением. Кто-то — на пенсию, благодарный. Кто-то перешел на другую работу. Я думаю, что люди, которые сегодня в правительстве не работают и у которых нет передо мной никаких обязательств, имеют право на свое мнение, свои интересы, которые они могут отстаивать всеми законными методами. Я так к ним и отношусь.
Никакой угрозы в связи с тем, что они работали, а теперь не работают, не вижу. У нас могут быть несовпадения позиций, противостояния. Но они основаны на других обстоятельствах: на том, что у них другие взгляды, экономические интересы, жизненные принципы.
— Политическая элита вас приняла?
— Мне трудно сказать, что думает политическая элита. Об этом нужно спросить ее. Могу сказать только о себе, как я это чувствую. Я себя ощущаю достаточно комфортно. Я за несколько месяцев практически со всеми, как сейчас говорят, акторами политической жизни познакомился, установил отношения, в определенной мере успел их развить.
«Нет никакого гуманизма. Мы не богадельня»
— Есть люди, которые ушли на фоне скандала, а потом с понижением, но вернулись. Снесарь сказал, что сделано это из соображений гуманизма.
— Мне кажется, он пошутил.
— Так все-таки в связи с чем этих людей вернули?
— Вас интересуют, как я понимаю, Капура, Дайбов и Щукин.
Когда я стал губернатором, все шахматы с доски были сметены. Я придумал новую композицию и начал расставлять фигуры по-новому. Сперва я сделал назначения верхнего уровня — зампредов и министров. Каких-то людей, как, например, Надежда Арсентьевна (Капура) или Андрей Евгеньевич (Щукин), я в новом правительстве не видел. Как и Дайбова.
Но следующие уровни тоже надо было формировать. То, что я не взял этих людей на прежние должности, вовсе не значит, что поставил на них крест. Тут нет никакого гуманизма. Мы — не богадельня. Я руководствовался вопросами целесообразности.
Да, ситуация, которая сложилась с закрытием домов престарелых, - это неприятный инцидент. Но он нас многому научил. Мы выявили, где у нас проблемы с коммуникациями. Имело место введение в заблуждение. Я же задавал уточняющие вопросы. Документов ко мне в день приходит вот такая пачка (показывает расстояние между ладонями сантиметров 30-40 - прим. ред.). К ним есть пояснительные записки. Когда обратная реакция пошла, я, естественно, вернул документы, стал уточнять. И получили все.
Я не зашоренный руководитель. Я в плену предрассудков не пребываю. И превратно понимаемое понятие «чести мундира» надо мной не довлеет. Я за две недели до этого случая стоял на трибуне, держал руку на уставе края и говорил, что в нашей социальной политике буду заботиться об этих и этих. И тут я принимаю такое решение. Будет еще раз такая неувязочка, ни одна жилка у меня не дрогнет.
Но я формировал следующий уровень управления. При этом я прошу не забыть, что эти люди прошли со мной весь предвыборный период. Я для них был тоже никто. Я не давал им никаких обязательств. Но посмотрел их в деле. Они могли ошибаться. Но я их оценивал по совокупности дел. То, что кто-то раньше был на высоких позициях, но принял мое предложение занять другую должность, я считаю нормальным.
Что касается Щукина. Что вас смущает? За время нашего взаимодействия я увидел у него весьма неплохой организационный, коммуникационный потенциал. У меня не было задачи пристроить Щукина. Была задача подобрать заместителя начальника управления юстиции с учетом мнения главы ведомства, зампреда и, наконец, моих представлений.
Когда стали перебирать фамилии, всплыла кандидатура Андрея Евгеньевича. А почему нет? Это не политическая должность, не руководящая. Почему не использовать его потенциал? Я ей-богу не понимаю. На нем клеймо, что ли, какое-то стоит? Я не ставил. Я видел другого человека в правительстве. Но это не значит, что Щукин ни к чему не пригоден. То же самое касается и Дайбова.
— Вы ощутили кадровый голод?
— Я бы не говорил о кадровом голоде в Алтайском крае в целом. Есть кадровый дефицит по некоторым направлениям. Не случайно я еще двух заместителей не назначил.
«Да, я временно»
- С первого момента, как вы ступили на нашу землю, ходят такие разговоры: да он к нам временно, у него договоренность, что он статистику нам подправит и года через два поедет на повышение в Москву. Вы к нам на два года или хотя бы губернаторский срок отработаете?
- Я не знаю, кто те люди, которые обсуждают двухлетний срок. Вполне возможно, это какие-то оппоненты. Или так вбрасывается информация ради какого-то эксперимента. Я же публичный человек. Нас всегда — тык иголочкой — и смотрят, отреагировал или нет.
Я не зря все время апеллирую к тому, что я человек, который к своим обязательствам относится ответственно и щепетильно. Я, когда просил людей меня поддержать, говорил, что постараюсь быть хорошим губернатором. А это подразумевает, что этой работе нужно посвятить всю жизнь. То есть буквально всего себя.
У меня нет сейчас другой жизни, нет планов, которые я вынашиваю на период через 2 года, или через 5 лет, или даже через 10 — куда-то уехать или использовать как трамплин. В жизни, конечно, может сложиться по-разному. Сложится такая ситуация — буду анализировать. Но я над этим специально не работаю. Я живу исключительно интересами Алтайского края.
Я чувствую какой-то подтекст недоверия по поводу моего отношения к Алтайскому краю. Вроде: ну что ты рассказываешь? Жил 47 лет в Красноярском крае, был успешным человеком и там говорил, что лучше Норильска города нет или что Красноярский край — навсегда. А теперь приехал и говоришь, что любишь Алтайский край, уедешь — станешь говорить, что еще что-то полюбил. Довольно сложно убедить в этом словами.
Но первые же мои контакты здесь с людьми, которые давно живут в Алтайском крае, с обстоятельствами, в которых они живут, с их достижениями и подвигами меня не оставили равнодушными. Я уверен, что успешно руководить регионом можно, только если он у тебя в сердце. Если этого нет, то ты будешь тем, кто приехал на два года или пять лет. Сколько мне отведено быть руководителем Алтайского края, столько это и будет наша общая судьба. Но на всю оставшуюся жизнь он будет моей личной судьбой.
Насчет временно или невременно. Власть, я считаю, всегда должна быть временной. Я не хотел бы быть губернатором 20 лет, даже если бы это было возможно. Мне кажется, оптимальный период, когда ты можешь на своем месте главы региона активно двигаться, строить планы и не надоесть людям, измеряется двумя избирательными сроками. Если ты успешно работал, то объективно можешь за это время стать лучше всех. Но ради здоровья системы, ради реальной демократии, сменяемости власти через два срока надо уходить. Так что в этом смысле, да, я временно.
«Рука не дрогнет»
— Стиль управления Карлина был авторитарным. Вы же много говорите про коллегиальность. Но очевидно, что система управления не перестроилась. Например, расслабились некоторые муниципалитеты и испытывают краевую власть на прочность. Нет ли у вас опасений, что такая анархия на местах будет нарастать?
— Если честно, я не чувствую, что муниципалитеты — как вы сказали? — испытывают нас на прочность.
— Могу привести пример. Скажем, в этом году в некоторых районах трудно принимались бюджеты: в Камне, в Бийском районе. И там была именно политическая подоплека. Раньше мы не могли представить, что какая-нибудь оппозиционная партия устроит демарш. В том числе потому, что — давайте честно говорить — боялись Александра Богдановича до обморока. А вас не боятся. И не понятно, хорошо это или плохо.
— Первое. Откуда вы знаете, что они не боятся? Вы с ними разговаривали? Но нет, бояться меня не надо. Я не Баба-Яга.
Все бюджеты приняты. Они сложно принимались? Так это в каждом муниципалитете идет своя политическая жизнь.
Я пока не увидел что-то из ряда вон выходящее. Да, есть какие-то моменты. Но у краевой власти достаточно инструментов управления этой ситуацией. И в случае необходимости они будут задействованы без всяких проблем. Я говорил еще в июне, что если нужно будет кого-то уволить, у меня рука не дрогнет. Это примерно то же самое. Если нужно будет применить инструменты, я это сделаю. Все люди взрослые, за свою судьбу отвечают. Если кто-то хочет попробовать, как это работает, можно попробовать. Но лучше, наверно, не стоит.
— Как бы вы оценили работу глав Барнаула, Бийска и Рубцовска? Ранее вы неоднократно публично высказывали неудовольствие работой главы Рубцовска Дмитрия Фельдмана. Ваша оценка: насколько эти люди компетентны для решения проблем, сложившихся в городах?
— Возможно, я был неправильно понят или интерпретирован. Я не высказывал публичных неудовольствий деятельностью Фельдмана или других руководителей муниципалитетов. Я вообще такой привычки не имею.
Я убежден, что взаимодействие и воздействие на глав крупных городов — это вопросы внутренней работы. Не надо их выносить на публику.
Я скажу, что нет вопросов только к тому, кто не работает. Но в целом я бы оценил работу глав трех крупнейших городов края как удовлетворительную. И ограничился бы такой оценкой.
У глав городов есть текущие заботы. Я бы обратил внимание на качество и своевременность уборки снега. Мы также формируем сейчас новую программу работы с ТКО — надо, чтобы она не засбоила. Нужно продолжать работу с уличной дорожной сетью, особенно в Бийске и Рубцовске, где сделаны только первые шаги. Ситуация с надежностью работы коммунального хозяйства улучшается в этих городах, но она требует продолжения. А всякое событие в этой сфере вызывает негодование.
Я бы еще обратил внимание на работу по взаимодействию с жителями, по их информированию, в том числе по современным каналам. Ее нужно усиливать. Скажем, вся работа по устранению коммунальных аварий была технологически организована правильно. А недовольство в информационном пространстве было. Что-то не так говорили, не с той частотой, не те лица.
Нужно усиливать информационную работу в том направлении, которое ждут люди, а не в том, какое кажется правильным и достаточным властям.
И в каждом городе есть свои проблемы. Скажем, если Барнаул интенсивно развивается и здесь стоят вопросы комплексного строительства, решения проблем точечной застройки, то в Рубцовске речь идет о необходимости хотя бы поддерживать нормальный облик.
«Мысли, зачем я подписался на это, не возникало»
— Вы хоть раз пожалели о том, что согласились стать губернатором?
— Я так на вещи даже не смотрю. Я сущностью, духом, содержанием этой работы пропитался насквозь. Даже когда происходили тяжелые ситуации, у меня мысли «для чего я подписался» не возникало. У меня мысль так не работает. Скорее, так — а кто, если не мы? И даже если этот «кто» на два-три «этажа» ниже.
Скажем, та же авария в Барнауле. Спрашивали: «Почему губернатора нет на месте?» Но мы в Сибири живем. Мы аварий не видели? Что там делать губернатору? Любой из специалистов «БТСК» при ликвидации полезнее, чем я.
Другое дело, что если вдруг что-то произошло, то свой чек-лист по поводу этого события я обязан заполнить. Нашли/не нашли? Занялись/не занялись? Есть чем? Есть кем? Связались ли с людьми? Если все в порядке, я сижу на месте, работаю. Если ситуация сбоит, идет анализ: ага, туда нужно направить министра, зампреда, поехать самому.
Пока тьфу-тьфу, стучу по дереву, у меня таких событий в Алтайском крае не было. В Красноярском крае были: автобус столкнулся — 10 трупов, пожар прошел — десятки домов сгорели. Вот в таких ситуациях, конечно, нужно все бросать и ехать: разворачивать штаб, всем рулить, показывать людям, что ты есть. Но в барнаульской ситуации не случилось только качественного и своевременного донесения информации. А эффект словил я. Читал: «Губернатор в это время получает партбилет». Да, получал. Для пользы края, кстати.
— Когда вы пришли, все стали говорить: вот, молодой, с бизнесовым подходом, сейчас у нас будет прорыв. Сидим, ждем его. Понимаем, что текущая работа идет, срывов нет, но и прорыва тоже. Прорвемся мы в итоге?
— А вы как себе представляете прорыв? Чего мы ждем? Все его представляют по-разному.
Я вернусь к своей программе «Алтайский край — энергия развития». Мы зафиксировали, что в регионе есть много ситуаций, которые нас устраивать не должны. Мы будем над ними системно работать, их исправлять. Но очевидно же, что если они сложились к сегодняшнему дню, то подправить их будет не такой простой задачей. Ведь они не исправлялись не потому, что кому-то лень было работать. А потому, что люди даже не знали, а что с этим делать.
Я некоторые шаги в своей программе обозначил. И уже в текущих планах, программах, проектах они учтены. Если кто-то прорыв представляет себе так, что на утро проснулись — и стали гордиться, так я этого не обещал. Я не знаю, как это сделать. И не уверен, что кто-то знает.
Но то, что мы 2018 год заканчиваем с превышением всех показателей, не дутых, а настоящих, документально подтвержденных, на большие проценты, это факт. И что наши планы на 2019 год — с приростом и расширением, это тоже факт. И мы собираемся их реализовывать. И это будет нас продвигать в нашем развитии.
Я уверен, будет много оценок, что это хорошо, но недостаточно. Я согласен с этим. Но тут мы должны быть реалистами. Я бы тоже хотел не на 11% зарплату поднять, а на 30%. Но так не бывает. Где нам будут предоставляться возможности, мы будем их использовать. Где не предоставляются — станем их искать. Это сложный путь. Скачков в нем не бывает. И этот путь надо пройти.
О выводе зарплат из тени
- Мы объективно имеем потенциал в связи с выводом зарплат из тени. С этим надо работать. Аккуратно, нереволюционно. Используя принцип кнута и пряника, но в немалой степени — пряника.
В этих взаимоотношениях ломать людей через колено нельзя. Я предпринимателем никогда не был, всегда был наемным работником. Но в силу должностного положения я общался с теми людьми, которые управляют своими капиталами, владеют предприятиями, и их логика, интересы мне понятны. Нужно создавать условия, стимулы, чтобы зарплаты во внебюджетном секторе росли.
О неаграрной судьбе
- Чтобы инвесторы стали приходить в регион, одного симпатичного им губернатора недостаточно. Должна работать система стимулов и мотивации. Это должно быть нашей политикой, если хотите, общей идеологией.
Я думаю к тому, чтобы революционно поменять структуру экономики края, предпосылок у нас нет. Но у нас свои конкурентные преимущества. Они заключаются в возможностях сельского хозяйства. А оно за счет прихода новых технологий, научных разработок, вплоть до спутникового управления тракторами и зондирования почвы, может выходить на новый уровень.
И сельское хозяйство, и переработка — это наша фишка. На этом мы стоим. И никакая это не аграрная судьба, а один из наших столпов.
Конечно, интерес к Алтайскому краю как к месту туризма — мощная перспектива. Но для этого надо аэропорт новый построить, вокзал обновить, дороги отремонтировать, чтобы в эти интересные места можно было доехать и потом не отлеживаться несколько дней.
Я много раз слышал: «Ну что там ваш туризм? Даже если в 5 раз увеличить поток, от общего ВРП это копейки». Но заниматься этим надо без сомнения. Во-первых, курочка по зернышку клюет. Во-вторых, это как с развитием инфраструктуры. Царь сначала дорогу проложил, а уже потом вокруг нее сформировалась Сибирь. Во что это может потенциально развиться, мы с позиции сегодняшних поколений можем даже не представлять.
О повышении тарифов
— В коммунальном хозяйстве можно лечить последствия. А можно — то, что предопределяет эти события. Чтобы экономический процесс был здоровым, нужно поменять правила игры. И мы сейчас этим занимаемся.
Сегодня большинство сетей является собственностью муниципалитетов. Чтобы на них системно, прогнозируемо организовать работу, там должны появиться организации, которые на такую работу настроены. У них должна быть экономическая мотивация и юридически обеспеченные права. Сегодня в основе таких отношений лежат концессионные соглашения.
Деятельность концессионера регулируется государством через установление экономически обоснованных тарифов.
У нас, к сожалению, была определенная недорегулированность. Тарифы, установленные для теплоснабжающих организаций, не позволяли возвращать все расходы, даже текущие. Организации, как правило, еле-еле сводили концы с концами, и из 200 треть ежегодно банкротилась. Три года поработали, проблемы и долги накопили, обанкротились — переобулись, создали новую компанию, тех же людей приняли. Что произошло с долгами, бог разберет. В переходный период ремонты не провели, инвестиционную программу остановили, ревизию не провели. Ну, слава богу, вроде запустились. Еще 3-4 года поработали — и опять обанкротились.
Воспроизводилась больная система. Наша задача — создать здоровую. Создадим — появится больше возможностей, чтобы заниматься обновлением, приведением сетей в порядок. Это магистральный путь. Все остальное — отклонения.
— То есть лекарством станет увеличение тарифов, которое устроит концессионеров?
— Лекарством станет установление экономически правильных тарифов. Тех, которые обеспечивают нормальную деятельность. Если для этого где-то потребуется увеличение, значит, да, потребуется. По-другому не бывает. Если мы все вместе будем убеждены, что на прозрачных конкурсных процедурах, где станут бороться разные структуры, мы выберем лучших, значит, мы по-другому сможем обеспечить работу этого комплекса. Значит, стоимость его не может быть другая. И кто-то должен ее оплатить.
В вашем вопросе есть подспудно: что же, пусть люди теперь платят намного больше? Сколько платят люди, это вопрос следующий. Здесь тоже есть регулирование. Если жители не могут больше платить, то расходы должны взять на себя власти.
Но есть и другой момент. Во многих населенных пунктах люди в основном платят 2,2-2,3 тыс. за Гкал. А есть те, где платят 1 тыс. и говорят про ограничение: давай, не больше, чем на 3%, поднимай нам тариф. Но должна быть справедливость. У нас нет такого, что кто-то живет на севере за тысячу километров, а кто-то в теплой ванне. Все примерно в одинаковых условиях.
Там, где было недорегулирование, надо аккуратно разбираться и, возможно, превышать предельные уровни роста платы. Но это, конечно, должно быть требование не только концессионера или только власти. Здесь нужно заручиться и пониманием самих людей, местных депутатов, которых они выбрали. Есть места, где увеличивать придется значительно. Их совсем немного, но они есть. И там, возможно, нужно будет принимать решение о поэтапном повышении.
* С губернатором беседовали Елена Маслова (Алтапресс), Александра Черданцева (Амител), Кристина Ливер (Алтайская правда), Виктория Крахмалева (Банкфакс), Артем Кузнецов (Политсиб.ру) и Татьяна Гладкова (Толк).
Самое важное - в нашем Telegram-канале
