А у нас тут ремонт. Наша советского вида "свечка" постепенно превращается в какое-то блестящее турецкое здание. У меня за окном болтается люлька, а в ней три человека в ушанках прикручивают к стене какие-то детали и поют протяжную узбекскую песню. Я не понимаю, конечно, о чем она. Скорее всего, о далекой родине, девушках с множеством косичек, хлопковых полях и горячем солнце. В любом случае – песня красивая.
Красивую и тоже непонятную песню про Галю пели в деревне, где я родилась. "Ой, хто в лиси чуе, нэхай порятуе, а хто дочок мае, нэхай научае", – пели и сами же удивлялись: "Что за „порятуе”? Не пойму". По-украински у нас не говорили уже, пели только.
Говорили по-сибирски. Козел у нас назывался "иман", вместо "иди к черту" врагам говорили: "подь ты к чомиру", и до сих пор в нашем районе учителя объясняют детям, что нет такого глагола – "айда".
Одна женщина рассказывала мне, что в ее семье говорили на странном каком-то диалекте немецкого, и когда она училась в Горно-Алтайском пединституте, педагоги на кафедре иностранных языков качали головами: "Лучше научить русского, чем переучивать немца". Многие ее родственники уехали потом в Германию, а она осталась, потому что…
…"Потому что народ в Сибири сборный, но отборный", – это мне на днях наша читательница по телефону сказала. Ее семью сослали на север из Центральной России, а потом они оказались здесь и никуда отсюда не хотят.
Глупо гордиться местом рождения, но я очень горжусь. Мне не надо опасаться вируса шовинизма и ксенофобии – у нас к ним иммунитет. Нам трудно понять тех, кого раздражают узбекская песня, русская плясовая, лезгинка или акцент. Мы народ сборный, но отборный.
Думаю, в светлом будущем такими будут все.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
