В хоккей играть и песни петь
- У вас же не было в детстве мечты руководить хором? Мальчики вряд ли о таком мечтают.
- Я 12 лет играл в хоккей. И в детской, и в юношеской командах выглядел красиво. Конечно, ни о каком дирижировании и мысли не было. После школы надо было что-то делать, но было понятно, что я ничего не умею, кроме как в хоккей играть и песни петь. Год проучился в музучилище и ушел в армию. А после армии восстановился, но не на второй курс, а еще раз на первый. Это было начало 1990-х – разруха и неразбериха, лучше уж, я подумал, учиться: стипендию платят, талоны на питание дают.
Меня, когда я из армии пришел, тут же взяли в городской хор. И в училище мы что-то пели, но так – по интересам. О том, что я буду профессионально руководить хором, не было и речи. Хотя у меня в то время до семи штук работ было. И везде я пел или преподавал пение. Если бы мне в начале 2000-х кто-то сказал, что я буду дирижером, я бы гомерически расхохотался ему в лицо.
Но в 2002 году руководитель капеллы Рафаэль Галямов пригласил меня хормейстером. Я очень хотел эту работу. И вот в октябре будет 21 год, как я тут. Хоровая капелла была создана в 1977 году, это коллектив с огромной историей.
Лет 15 назад мы еще вынуждены были с Галямовым каждый месяц писать акт приема-сдачи непонятно чего, чтобы зарплату получать. Мы же совместители. Однажды не заполнили бумажку, потому что с городским хором на гастроли уехали, и на два месяца без зарплаты остались. В общем, мы умоляли устроить нас хоть куда-нибудь, хоть в хозяйственную службу. В итоге нас «отдали» в Центр творчества и досуга. У меня сейчас должность мощно звучит – заведующий сектором музыкального просвещения.
Всегда нужны голоса
- Сейчас идет набор в капеллу, и прийти в нее могут все желающие. Она всегда была открытой?
- Какое-то время, еще в самом начале, в ней пели только студенты и педагоги, но появлялись и так называемые иллюстраторы – профессионалы, которые приходили для усиления состава.
Сейчас подавляющее число капеллан – также студенты. Многие из них оканчивают университет, но продолжают петь у нас еще долгие годы. Любой человек может прийти в капеллу и попробовать свои силы. Нашим студентам мы вообще никогда не отказываем. Даже если они совсем не подходят, какое-то время мы работаем индивидуально, а затем человек становится в хор.
- Как проходит прослушивание?
- Сначала я просто говорю с человеком. Это занимает буквально минуту. Чтобы его как-то не смущать и разрядить обстановку. За это время я успеваю понять, нет ли у него речевых патологий.
Это делается не для того, чтобы потом никто не крикнул: «А-а-а-а, он шепелявит. А-ха-хаа!». Такого не будет, но дело в том, что люди приходят на прослушивание как на экзамен, очень смущаются и боятся. И в кабинете всегда есть народ, который смотрит на гостя, отчего тот еще больше зажимается. Те, кто остается, быстро понимают, что у нас тут не настолько все серьезно и сердито, как может показаться.
Потом нужно будет просто повторять ноты за мной, посмотрим «до какого места» человек может петь, то есть широту диапазона. Это еще пять минут. И все – человек в капелле.
- Сейчас в коллективе хватает голосов?
- Нас около 35 человек. Точно сказать невозможно, потому что не все занимаются постоянно. А лет 15 назад в коллективе было фактически два состава – один подготовительный, второй основной – человек 60. Мы, помнится, на пустую сцену филармонии еле втиснулись.
Были времена, когда народ просто не шел петь. Сейчас снова пошли. Всегда мало мужчин – и басов, и баритонов, и теноров. Тем составом, который есть, конечно, можно делать большие произведения, но то пары, то изменения в расписании, то заболели, то домой в деревню поехали.
Даже профессиональный хор не может себе позволить выключаться из процесса. А у нас хор дилетантов, посещаемость непостоянная. Мы ведь не можем никого заставить прийти, все здесь собираются не ради работы, а просто потому что любят петь.
Так что да, всегда нужны новые голоса. Любые.
Нараспев
- Каков репертуар капеллы и как он создается?
- В этом году разучиваем «Лесного царя» Шуберта и кантату «Моим друзьям» - тонкие, филигранные произведения, очень сложные в исполнении. На самом деле мы все, что угодно можем петь – все, что нравится: от песен из кинофильмов до спиричуэлс.
У нас есть обширная военная программа. Один раз в год мы делаем большой отчетный концерт, и там обязательно есть военные песни. А раз в пять лет, в юбилеи Победы, делаем большую отдельную программу на майские праздники.
Поем русскую композиторскую классику – Свиридов, Рахманинов, Римский-Корсаков и другие. Есть зарубежная классика – от эпохи Возрождения до наших дней. В прошлом сезоне пели кантату Перголези Stabat Mater с оркестром.
В репертуаре обязательно есть русские народные песни. Во-первых, они, естественно, близки и понятны нам по духу. А, во-вторых, это кантилены - свободно льющиеся, распевные мелодии, на которых просто замечательно учиться петь, потому что нотки близко друг к другу и не прыгают широко в разные стороны.
Если я понимаю, что капелле не по душе или не по силам какое-то произведение, то мы его убираем. Правда, через какое-то время можем вернуться.
Иногда ребята из профессиональных коллективов говорят: «Ну, вы и замахнулись. Это же так сложно!». В том и дело: мы не профессионалы и не знаем, что сложно, поэтому и замахиваемся. И удается иногда.
Всем стоять смирно
- Насколько важна физическая подготовка артиста хора? Понятно, что если насморк, то лучше не петь, но есть и более важные вещи. Какая-то общая выносливость, например.
- Если говорить о подготовке к концерту, то это как у спортсменов. За два часа не есть, не пить, например. Выходить налегке. И понимать, что тебе два часа надо будет стоять смирно. Я позволяю на репетициях сидеть, потому что понимаю, что люди и так за весь день набегались. Но в идеале мы должны петь стоя.
Народники, например, тренируются удерживать мелодию и одновременно скакать в хороводе. И я вам скажу, что скакать как раз легче, чем стоять по струнке. С непривычки ноги в камень затекают.
Специфических моментов много. Залы разные, бывает душно. Рампа еще греет. Костюмы довольно плотные. Стоим близко друг к другу. Тут ни одна вытяжка не справится. В детских хорах специальные родители есть, которые с нашатырем наготове стоят. У нас в городском хоре были такие случаи. Одна дама еще перед выходом сказала: «Коля, чувствую – нехорошо. Если что…». Я говорю: если что, откинься на меня, я удержу, в концерте этого никто не заметит. Это такой негласный момент.
И психологически тоже непросто: даже если вы уже прожженный исполнитель, элемент волнения никто не отменял.
- А есть способы справиться с волнением или все-таки придется стоять и трястись от страха?
- Вообще, вот почему люди с хорошими вокальными данными идут в хор? Потому что тут не страшно. Страшно когда выходишь сольно первый раз. Да и второй раз. Да и всякий раз, пока толстенной шкурой опыта уже не обрастешь.
В хоре этот психологический надрыв не такой яркий, ты же выходишь не один. Рядом с тобой вообще мегадемоны и супермонстры вокала стоят. С ними ничего не страшно.
Хор – это колоссальная энергетика. В Новосибирске как-то выступали на всероссийском фестивале-конкурсе. Я только взмахнул ауфтакт, то есть предшествующий звучанию, и они как начали – меня волной чуть в зал не унесло.
Это мощь нас сплачивает. Опытные люди своим уверенным исполнением поддерживают новичков, и постепенно все становится на места.
Не сорваться с «цепи»
- Народники всегда будут говорить, что они лучшие. И эстрадники. Чем отличается академическое пение? Можно ли говорить, что оно сложнее.
- Это все лишь манера пения – способ звукоизвлечения. Он действительно разный. Мы поем слова более прикрытым, матовым звуком. Таким… овальным. И из этого овала стараемся не выходить. У нас нет разно-гласий.
- А можно заниматься и народным пением, и академическим, например?
- Если ты в совершенстве владеешь певческим аппаратом, то не играет роли, что ты поешь. Можешь джаз грянуть. Но сначала надо научиться не зажиматься, координировать голос и правильно извлекать звуки. А потом дурачься и манерничай, как хочешь.
Я занимаюсь постановкой классического академического вокала и своим ребятам говорю: пока мы в хоре, мы - монолит. Мы все растворяемся, переплетаемся обертонами, некими призвуками, и становимся звуком - одним аккордом. Я не должен слышать никого в отдельности. Нам, конечно, в этом плане еще есть, куда расти.
Если вы самостоятельно где-то поете, пойте, как душа ваша знает. Но в академическом хоре придется с первым вдохом превратиться в натянутую струну и держаться так до полного окончания звучания.
Разумеется, нельзя на одном дыхании пропеть четыре страницы плотной партитуры. Хор поет на цепном дыхании. То есть рядом стоящие ребята делают вдох не одновременно, а по очереди, поэтому коллектив может звучать бесконечно долго, и зрителю непонятно, когда мы дышим вообще. Это большое искусство.
Мы однажды исполняли «Тебе поем» Рахманинова. Это богослужебное песнопение. Небольшое произведение, но за счет темпа звучит долго. И там нет дыхания вообще нигде. И последний аккорд такой длинный, красивый. Мы его допели, а в конце все равно есть еще задержка дыхания. А зал тоже как-то впечатлился и сам дыхание затаил. И аплодисментов нет.
У моих друзей, которые на концерте были, ребенок уснул, и у него в этой звенящей тишине упал ботинок. И тогда начались аплодисменты. И слышно было, как ребята стали дышать громко и часто-часто, как гончие собаки, честное слово.
Продолжение руки
- Почему для дирижирования вы не берете палочку? Руками проще?
- Палочка – это просто продолжение руки, и нужна она скорее для оркестра, который, как правило, сидит ниже, чем дирижер, и его не все видят. Я в хоре стою ниже всех. В Stabat Mater, например, мне пришлось дирижировать и оркестром, и хором. Там нужна была палочка.
Хотя многие дирижеры-оркестровики сейчас тоже не пользуются никакими инструментами. В 2015 году в Барнауле был большой симфоническо-хоровой концерт, приезжал знаменитый Валерий Гергиев, так вот он вообще зубочисткой дирижировал. Может, это какая-то специальная дорогущая палочка, но по виду все равно зубочистка.
- Человеку, далекому от музыки, дирижер кажется волшебником. Ну, или просто человеком, который как попало машет руками.
- Да, я как будто весь хор заговариваю. Смешно. На самом деле я показываю ритм, темп, динамику – то, что в процессе пения очень быстро можно потерять. Иногда акцентирую внимание на каком-то моменте. Я больше лицом дирижирую, на самом деле. Могу светло улыбнуться или бровушки подсобрать, могу «пригрозить» тем, кто чуть из нот начинает выходить.
Ерундовые песенки
- Участие в рок-группе «Дубовая роща» - отдельный факт вашей биографии, который заслуживает внимания?
- С Вадиком Вязанцевым (он пел и на балалайке играл) мы познакомились еще в училище в начале 1990-х. Вадик меня попросил на бас-гитаре сыграть. Так и началось. Вожатыми потом ездили в пионерский лагерь. Дурачество, конечно, и песни ерундовые, но так классно! Я тогда подумал и им сказал: как же чудесно, что мы вместе, я думал, что я один такой балбес. Разные и творческие люди, эрудированные, талантливые во всем, что делают. И прекрасные товарищи: мы дружим до сих пор.
В концерте «Дубовой рощи», который пройдет 24 сентября в Крепостном театре, академическая капелла выступит со своим блоком. Так сказать, в противовес этим рокерам. Пусть все разницу почувствуют.
Как собрать гимн
- Где вы выступаете и кто ваш зритель?
- Со своим интеллигентным академическим исполнением мы частые гости музеев, школ, городских и краевых библиотек. Еще не дошли до обновленной «Шишковки», но планируем. Еще в 1980 году капелла получила звание народного коллектива, нам нужно раз в несколько лет его подтверждать в краевых конкурсах, но нас уже об этом не просят.
Часто выступаем для тех, для кого мы, можно сказать, лекарство – дети с ограниченными возможностями здоровья, ветераны… Без слез в зале, конечно, не обходится. Я сам очень сентиментальный человек. Есть произведения, которые я точно не спою именно по этой причине.
Часто выступаем по официальным приглашениям не только университета, но и административных органов. Поем гимн России и гимн студенчества «Гаудеамус». Я вот сейчас понял, что относительно обновленный состав капеллы не знает гимна России по партиям. Надо его выучить и собрать.
- Могут возразить, что это легко, его же все поют.
- Все только главную партию знают. Вот и поют. А там вообще-то два четырехголосья - у мужчин и у женщин. Это восьмиголосный хор – то есть вовсе не легко, мягко говоря.
Нестыковочка вышла
- А есть такие люди, которых ничему не научить? Ну, вот совсем ни петь, ни свистеть. Или научить можно любого?
- Я люблю копаться с теми людьми, которые не умеют петь. Гудошниками их зовут.
- Потому что гудят?
- Гудят. Координации нет, поэтому в ноты не попадают.
Я в свое время попал туда, куда надо, и учился у великих людей - Симы Семеновны Тарнецкой в музучилище и Александра Борисовича Тарнцецкого в городском академическом хоре. По дороге еще много у кого учился и теперь продолжаю. Я помню теплое отношение моих педагогов ко мне, и теперь не могу по-другому относиться к своим ученикам. Можно сказать, я отдаю долг.
Открою тайну: педагог по вокалу не может никого научить. Он может просто сказать, что вы что-то делаете не так. Вот на фортепиано я тебе могу показать, как играть, ты садишься и долбишь по клавишам, пока мышечную память не наработаешь.
А певческое искусство – это мир образов. И педагог, и ученик общаются на каких-то ассоциациях и метафорах: тут прибери, там надави, здесь вытяни, а вот в этом месте вообще давайте мяукать. Я ж не могу попасть внутрь тебя и за тебя диафрагмой шевелить. Педагог не может научить, он может только помочь тебе, если ты очень этого хочешь. Каждую нотку придется самостоятельно физически прочувствовать и запомнить это ощущение.
Есть только одно правило: чтобы научиться петь, нужно петь. И, конечно, много слушать: удачного и неудачного – соло, дуэты, хоры – любые вокальные формы. От всего ты будешь получать опыт. И ни один не будет негативным. Не понравилось – подумай, почему. Может быть, ты уже достиг такого уровня, что можешь сказать: «Нет, дяденька (или тетенька), немножко ты тут промахнулся». Это элемент самоконтроля, который необходим.
Многие думают, что хорошо поют. На самом деле никуда не попадают, но, может быть, этого и не нужно. Зато с душой. И так они это дело любят! Для каких-то компаний это хорошо. Но не для академического хора. Мы не можем позволить себе даже приблизительно петь – абсолютная четкость должна быть.
Есть такое понятие – зонный строй, типа могут быть допустимые погрешности в звукоизвлечении. Ну, полная же ерунда. Концертмейстер играет в строгом строе, а мы поем в приблизительном? Это уже не просто легкая нестыковочка.
Мы единообразно извлекаем звук, вплоть до того, что одинаково произносим буквы. Если произнесли не одинаково, унисона не будет. Это слышно.
Без лишней строгости
- Как педагогу быть со всем хором «в унисоне»? Не раздражаться, например, когда приходится триста раз объяснить, а человек так и не понял.
- Конечно, нужен какой-то особый темперамент. Я здесь в своей тарелке. Мне не нужно объяснять, что происходит с молодыми людьми, которые сюда приходят, я же сам через это все прошел.
Хор – это такая лакмусовая бумажка. У нас нет случайных людей. Они в лучшем случае выдержат две репетиции. Чаще это одна, на следующую уже не придут.
Не надо думать, что мы тут все в дикой строгости и философской задумчивости живем. Мы иногда совершенные балбесы. Хотя и в определенных рамках. Если это не принимается, человек сам уйдет.
Мы постоянно обнимаемся. Репетиция закончилась – все еще остаются просто поболтать. Я иногда через 15-20 минут выхожу, все еще на крыльце стоят. По лету мы иногда ходим вместе гулять в нагорный парк или до речного вокзала, например.
Есть местечко - под мостом через Барнаулку, там акустика естественная и замечательная, даже машины не мешают. Когда тепло, мы там иногда свою акапельную программу репетируем – «Ой ты зимушка-зима», «Выйду ночью в поле с конем», «Коробушку» и другие.
В хорошей акустике
- А где в Барнауле петь лучше? Есть ли хорошие залы в акустическом плане?
- Только один зал позволяет петь акапельно – в АГИК на Ленина, 66. Все остальное – только с подзвучкой. Помещение, которое нам выделили специально для репетиций – так называемый зал преподавателей – неплох. Но в основном мы репетируем в холле у вахты перед столовой в корпусе на Социалистическом. Иногда с других вахт приходят послушать.
Есть мысль договориться с охраной и как-нибудь после воскресной репетиции «погастролировать» во всех корпусах АлтГУ. Охране же поди грустно в выходной в одиночестве сидеть. А мы бы заодно программу нашу прогнали в холлах с хорошей акустикой. Всем для души.
Нам же, чтобы концерт дать, ничего не нужно, у нас все с собой. И камертон для настройки у меня всегда в кармане лежит.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
