Кризис – это как зараза: она садится на самые слабые органы и начинает распространяться по организму. Так же и у нас. Он начинает захватывать среднеразвитые регионы. Это та российская серединка, в которой живет две трети населения России. Первыми под раздачу попали регионы, которые также включены в глобальную экономику, а именно лесные: Карелия, Костромская, Кировская области. Лучше себя чувствуют многопрофильные развитые регионы, в которых представлен целый набор отраслей: республики Татарстан и Башкортостан, Красноярский край, Иркутская область.
Следующая группа – это регионы юга, наши пищевики, производящие аграрную продукцию. И здесь ситуация пока более или менее ничего. Хуже всего пришлось самым продвинутым. Эти регионы в большей степени связаны с поставками в крупные торговые сети. А мы знаем, что сейчас происходит в ритейле: проблемы с кредитами на пополнение оборотных средств, сети подолгу не платят за поставки. И сельхозпроизводители просто начали сокращать объемы. Но я надеюсь, что эта проблема – временная. Она не является системно-структурной, как в других регионах. Это дефект институциональный, он устраним. Успокоится финансовый рынок – и платежи пойдут. Кушать хочется всегда. У российской "пищевки" перспективы гораздо лучше, чем в целом у страны.
И в этом смысле у Алтайского края, где спад промышленного производства ниже среднего по стране, шанс есть. В целом экономика края уже сильно санирована. Неконкурентоспособные производства типа Рубцовского тракторного завода уже почти при смерти. А вот агросектор достаточно сильный, и он должен выйти из ситуации довольно быстро.
Теперь что касается крупных столичных агломераций. Там спад начался позже и шел медленнее. Но в январе процессы ускорились. Полагаю, на это есть две причины. Первая – те же самые неплатежи в сетях. А вторая причина, которая, слава богу, не грозит Алтайскому краю, заключается в том, что пищевые производители крупных агломераций сидят на импортном сырье. Они теперь решают, как им переформатироваться. А сырья на российском рынке не так много, и оно уже расхватано региональными пищевиками. Сырьевая конкуренция усилится – это к гадалке не ходи.
И, наконец, регионы ТЭК. Они остаются Брестской крепостью Российской Федерации. Темпы спада у них очень небольшие: в Томске – 10%, у хантов – 0,5%. Хуже – у Ямало-Ненецкого АО – 12%, потому что там не была произведена модернизация в 2000-е годы.
Теперь о том, как все эти проценты спада отразятся на денежной составляющей. Риски сокращения доходов в региональных бюджетах огромны. Связано это не только с кризисом, но и с институциональной системой, которая создана. Мы фактически разделили вершки и корешки. Лучшую часть отдали федеральному бюджету: НДС, налог на добычу полезных ископаемых. А худшую – оставили регионам. Например, налог на прибыль. Сам по себе он неплохой, но очень нестабильный. Три последних года регионам везло, бюджеты за счет него росли очень хорошо. Но как только наступает кризис, он "схлопывается". Уже к концу января поступления налога на прибыль в субъектах сократились на треть. А его доля в бюджетах развитых регионов составляет от 25 до 45%.
Для жителей Алтая это не такая большая проблема. У вас налог на прибыль в бюджет дает 9%. Это называется "кому кирпичом по голове, а вам пока – детской лопаткой". Иногда оказывается полезным не быть в роли передовика. НДФЛ – еще один важный региональный налог – в Алтайском крае средний. К тому же у вас есть такая фишка, которая смягчает ситуацию: легальные зарплаты в сельском хозяйстве – это слезы, и налоги с них платят еще более слезливые. То есть ваши институты приспособлены к ударам. Жизнь на земле позволяет смягчать удары с глобального неба.
Что происходит с доходами людей? У нас еще в 1990-е годы сложилась очень странная модель адаптации к кризисам. Как говорилось в старых советских учебниках? Звериное лицо капитализма – это когда кризис и всем локаут, всех – за ворота. Но это их, западный звериный путь. У нас-то не так. В 1990-е годы увольнений было очень мало. Лишь безжалостно обрезали доход. И способов было три. Первый, самый неприличный, – задержка зарплаты, когда просто тупо не платили по полгода. Чуть более цивилизованно оформлялись неполный рабочий день и временные отпуска.
Это российский путь. Но он чреват вот чем. И в первый кризис – 1991–1995 годов, – и во второй – 1998 года – зарплаты сокращались в полтора раза сильнее, чем экономика в целом. Если промышленный спад был 50%, спад ВВП – 45%, то зарплаты проседали на две трети.
Есть другой путь – цивилизованный. Это путь высвобождения, когда люди теряют работу, а те, кто ее сохранил, сохраняют и уровень зарплат. Судя по всему, этот путь сейчас будет распространен чуть шире, но географически ограниченно – в крупных городах. В малых же будет преобладать старая схема: посадки на тариф, неиндексации зарплат и т. д. Но об этом никто не говорит.
Вообще, жуткая проблема России в этом кризисе… Я не берусь назвать это враньем. Но это сильно выраженная страусиная позиция. Даже поняв размеры происходящего, мы категорически не хотим говорить с обществом об этом и о том, какой у нас коридор возможностей. И это отсутствие честности проявляется во всем. Каждый регион пытается лоббировать дополнительное финансирование из центра. Но делается это кулуарно. Никакой системной позиции по регионам с четким кличем о том, что надо перераспределять издержки кризиса, нет. Этой позиции не озвучил никто, кроме одного человека – Хлопонина. На Красноярском экономическом форуме он единственный из губернаторов публично сказал, что через месяц будут большие проблемы. И они будут, потому что настанет время возврата переплаченных налогов на прибыль предприятиям, период снижения доходов от НДФЛ. Остальные губернаторы молчат в тряпочку, бегают по кулуарам, клянчат деньги, но публично свою позицию не высвечивают. Издержки вертикали власти в том и заключаются, что сигналы снизу или не проходят, или проходят в формате кулуарных просьб.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
